Чак не ощутил свой путь по земле, камням и останкам бетонной дорожки, и это было к лучшему. Этот путь он проделал волком, пока чьи-то руки тащили его вперед. И на всем пути оставил на ошметки ткани от штанов и куски своей же кожи с того, что прикрывали эти штаны.
Ощущения от внешнего мира начались с удара по лицу. Он едва ощутил пощечину, еще одну, и далекий голос, гудевший что-то вроде: «Давай, спящая красавица, просыпайся!». Боль в голове заглушала ощущения от пощечин, и их Чак едва чувствовал.
Потом к носу поднесли ватку, смоченную в нашатырном спирте. Чак вдохнул резкую вонь, дернулся и очнулся.
Человек рядом с ним довольно кивнул и отшвырнул ватку. Тяжелый, высокий, накаченный человек в дорогом костюме, безжалостно заляпанном пылью. Ворот рубашки обвивала золотая цепь, висящая на показ поверх галстука, который стоил дороже, чем все, что хранилось в квартире Чака.
Человек в таком наряде не вписывался в окружавший его погром, грязь и копоть. Внутри Оазиса царил хаос, созданный взрывом и пожаром, отшлифованный годами запустения, но человек не обращал на все это никакого внимания. Он видел места и похуже, а в иных из них даже жил куда дольше, чем хотелось.
Кто-то назвал бы его Миллером Масперо. Кто-то вздрогнул бы от этой фамилии, а кто-то схватился бы за оружие, но Чак пока не знал этого, да и не стремился узнать. Если этот пижон – тот, кто врезал ему по голове, то пижону уже конец!
Чак дернулся и не смог встать со стула. Стул пережил взрыв и пожар. Когда-то на нем мог сидеть грузчик, тайно курящий на складе магазина или бухгалтер, подчищающий следы своих же растрат. Теперь на нем сидел Чак, привязанный тонким капроновым шнуром.
– Э, ты кто такой? – вяло спросил Чак.
Голова после удара болела, кровь еще текла из раны, так что говорить нагло и уверенно пока получалось плохо.
– Я встану – я тебя урою, ты понял? – предупредил он.
– Кто я такой? – задумчиво повторил Миллер. – Пожалуй, братишка, я твой доктор!
– Какой на хрен доктор, урод? Да я тебя…
Голова резко дернулась от удара в лицо, и Чак умолк.
– Доктор! – повторил Миллер. – Сразу и хирург, и анестезиолог. Наркоз я тебе на улице выписал, а сейчас начнем операцию. Будем вырезать из тебя ответ на твой же вопрос: «Ты кто такой?».
Он вынул из кармана складной нож. Раскрыл его, полюбовался зазубренным лезвием. Закрыл и снова убрал.
– Хотя у тебя есть шанс. Один шанс, понял? Ты ответишь до того, как я спрошу в третий раз, и останешься жив. И цел! Почти.
Еще один удар в лицо объяснил, что значило слово «почти». Со вторым ударом в носу Чака что-то хрустнуло, а после третьего он повалился на спину вместе со стулом. Он попытался заорать, но умолк и захрипел, когда дорогой ботинок из натуральной кожи воткнулся в его бок.
Миллер сгреб его и рывком посадил обратно. Пуговицы от расписной рубашки полетели во все стороны, и удары полетели за ними. Они сыпались на лицо, на ребра, в живот, умелые, сильные, точные, и когда их скрыл туман в голове, новая ватка с нашатырем вернула Чака в реальность.
