Надежда на побег, уже несколько ослабевшая после того, как Перевозчик надел на меня наручник, теперь и вовсе испарилась.
- Попробуешь хотя бы пикнуть – и мой кулак окажется в твоей глотке, – предупредил меня Перевозчик. И, видимо, чтобы нагнать на меня ещё больше страху, осклабился, обнажив... чёрные, как уголь, зубы.
От его чудовищного оскала, от угрозы, от голоса, каким он её произнёс, сердце у меня ушло в пятки.
Плетясь позади Перевозчика, я миновала длинный пустой коридор, по которому гулко разносилось эхо наших шагов. Свободной рукой я крепко вцепилась в кожаные ручки корзины, боясь, что её в любой момент могут отобрать. Пять золотых – подарок Джокосы, спрятанных под манжетой длинного рукава, грели мне душу.
Понятно, что конечным пунктом предстоящего путешествия будет не санаторий и не туристическая база отдыха. И что само путешествие это не долгожданная поездка в новые интересные места, запланированная на время отпуска. И всё же мне было спокойнее при наличии денег, способных хоть чуть-чуть скрасить даже такую унылую поездку, в конце которой меня ждёт пожизненное заключение.
Судя по серой дымке, которая льнула снаружи к окнам, на улице вечерело. Или, скорее, наоборот: было раннее утро. В пользу утра играл и тот факт, что по дороге нам не повстречалось ни единой живой души. Очевидно, дворец ещё не проснулся. Хотя было такое впечатление, будто он и вовсе пуст, а все его обитатели внезапно вымерли.
Во дворе, где меня ждала крытая повозка, запряжённая парой чёрных лошадей, тоже было безлюдно. Не было видно даже слуг.
Что ж, Ширисан рассчитал всё до мелочей и сделал так, чтобы изгнание дюксесс из дворца осталось в глубокой тайне.
Скоро начнётся новый день, и подданным дюкса Ширисана будет совсем невдомёк, что теперь у них новая дюксесс.
При мысли о том, что мне, как Анфисе, было суждено сыграть некую роль в судьбе дюката Ламмас (а возможно, и всего Феррийского королевства), я лишь грустно усмехалась.
Моя роль была короткой, промежуточной: между двумя дюксесс – бывшей, эльбы Энфиселлы Лорритэль, и будущей, человечки Джесенель. Однако, несмотря на осознание того, что тело, в котором я сейчас жила, недавно принадлежало другой женщине, я чувствовала, что нахожусь на своём месте. Судьба Энфиселлы была предназначена мне – и отныне мне предстояло прожить её жизнь до конца. Только очень хотелось верить в то, что она не оборвётся слишком скоро...
Я уже залезла в повозку, как вдруг меня будто ударило в грудь.
Вскинув голову, я заметила в одном из нижних окон дворца женский силуэт. Створка приоткрылась – и теперь я могла хорошо разглядеть молодую женщину редкой красоты, которая держала на руках закутанного в затканные золотыми узорами пелёнки младенца.
Хотя я ещё не видела своего лица и не могла со стопроцентной уверенностью утверждать, что незнакомка похожа на меня, не стоило большого труда догадаться: это – Джесенель.
И на руках у неё лежит моё дитя. Мой новорождённый сын.
Сердце сжалось от боли и тоски. Жар в тяжёлых, разбухших от молока грудях стал в десятки раз ощутимее. Как и наполнившая их тягучая боль. На грубой ткани платья, которое висело на мне мешком, выступили мокрые пятна, повторявшие очертания сосков.
Это моё тело. И мой ребёнок.
С этим невозможно не считаться. Между нами крепкая ощутимая связь. Энфиселла – это я. И этот малыш, который по прихоти своего отца стал разменной монетой в придворных интригах, моя плоть от плоти и кровь от крови.
