— Да что я? — смутилась Таяна. — Без Пелагееных травок я бы ничего не смогла … Только молилась всё время за тебя. Это ты меня тогда в лесу спас, — напомнила она.
— Выходит, не нашёл бы тебя мой пёс, и я бы сейчас света белого не увидел. Кстати, а где Гром?
— Да тут он, — благодушно фыркнула Пелагея. — У монастырских ворот вертится, людей пугает, страхолюдина такая. Всё норовит внутрь проскочить, — и вдруг вскинула брови. — Ах, разбойник! Видать, почуял, что ты очнулся. Смотри-ка! — кивнула она в сторону двери. Евсей перевёл глаза. На пороге, виновато поглядывая на знахарку, в нерешительности застыл пёс.
— Гром! — обрадовался Евсей, и собака, уже не обращая на Пелагею внимания, кинулась к хозяину и взялась вылизывать его лицо. Княжич пошевелился и тут же поморщился. Рана не давала о себе забыть.
— Ну, хватит, хватит, — заворчал Левашов, не в силах увернуться от выражения любви лохматого друга.
— А ну, повидался — и давай проваливай, — строго приказал Пелагея, и Гром, осуждающе взглянув на женщину, послушно посеменил к выходу, но на пороге обернулся и тявкнул. Знахарка улыбнулась. — Ишь, прощается…. — и тут же сурово сдвинула брови. — Иди, иди!
— Евсей, а я тебе сейчас покушать принесу, — подскочила девочка и побежала на монастырскую кухню.
— ИТы пса там сильно не балуй! — крикнула ей вслед Пелагея и, взглянув на княжича, пояснила: — Всё норовит и ему лакомый кусочек урвать, — покачала она головой и вдруг вздохнула. — Ты береги её, Евсей Фёдорович. Уж больно она к тебе привязалась. Прямо бредит тобой.
Княжич с благодарностью улыбнулся.
Быстро слетав на кухню, Таяна вернулась с бульоном и взялась кормить больного. Пелагея поднялась:
— Надо гонца послать, сообщить, что ты очнулся. А то дядька твой покоя не даёт. Каждый божий день тут топчется, всё переживает, как бы мы тебя не околдовали, — усмехнулась она, но не успела женщина дойти до дверей, как на пороге появился сам Прохор. — Вот ведь… Лёгок на помине, — зло зыркнув на боярина, скривилась знахарка и вышла.
— Евсей Фёдорович, наконец-то! — обрадовался пробуждению племянника Долматов. — Я за тобой. Хотел уже без разрешения этой ведьмы увезти, пока не сгубила, чертовка проклятая. Вон и сродственника с собой прихватил, — кивнул он на дверь.
В палаты зашёл мужчина примерено одного с Прохором возраста. Богатый кафтан, туго обтягивающий дородную фигуру, говорил, что человек явно не бедствовал. Окладистая борода боярина отливала медью, но его голова успела облысеть и сияла проплешиной, а глубоко посаженные светло-карие глазки мужчины с хитрецой поглядывали вокруг. Завидев гостей, Евсей улыбнулся:
— Здравствуй, Фрол Акимович, — проговорил Левашов и, осуждающе взглянув на дядьку, добавил: — Прохор Алексеевич, чего ж ты мою спасительницу так называешь?
— Знаю я ведьму эту, — насупился Прохор, покосившись на дверь, за которой скрылась Пелагея. — Да чёрт с нею… Фрол, иди за людьми, пусть носилки несут. Забираю я княжича.
— Как забираешь? — подскочила Таяна. — Он слаб ещё, ему уход нужен.
— Вот там за ним и поухаживают, — проворчал Долматов.
Взглянув в расстроенные глаза своей сиделки, Евсей, обращаясь к дядьке, проговорил:
— И девчонку с собой заберёшь. Что, Птаха, поедешь со мной? Раз уж взялась лечить, так лечи до конца, пока на ноги не поставишь.
Лицо Таяны тут же посветлело:
— Я только Пелагее скажу, — воскликнула она и выскочила из палаты.
