Читать онлайн Alan Jioev - Тайна семи клинков рассвета

Часть 1: Тени Над Степью

Глава 1: "Знаки Беды"

Рассвет в степи был не милосердным пробуждением, а медленным, кровавым вскрытием раны на теле мира. Холодный, пронизывающий ветер, еще не утративший ночной злобности, гулял по бескрайнему морю ковыля, заставляя серебристые волны стенать протяжно и тоскливо. Он бил в лицо Адалару, впиваясь в кожу мелкими иглами, выдувая последнее тепло из уставших мышц. Он шел всю последнюю часть ночи, подгоняемый глухим предчувствием, тем самым внутренним толчком, что всегда предварял беду. Теперь он стоял на вершине невысокого холма, и предчувствие обернулось ледяной глыбой в груди.

Внизу, в ложбине, где издревле горел священный огонь его рода, где камни помнили клятвы и молитвы поколений, царило мерзость запустения.

Святилище было разгромлено.

Каменный алтарь, веками вобравший в себя дым жертвенных костров и тепло веры, лежал расколотый, как подкошенный великан. Темные глыбы, оторванные от единого целья, валялись в беспорядке, обнажая сырую, холодную землю под собой. Огонь погас. Вместо него – черное, мерзкое пятно кострища, еще дымившееся слабо, источая горький, едкий запах гари, смешанный с чем-то сладковато-тошнотворным – паленым волосом или кожей? Ветер швырял эту вонь Адалару в лицо, словно насмехаясь.

Тишина. Не священная тишина молитвы, а гнетущее, мертвое безмолвие после битвы. Без пения птиц, без стрекотания кузнечиков. Только вой ветра и шелест угнетенного ковыля.

Адалар спустился вниз. Каждый шаг отдавался глухим стуком в висках. Широкие плечи были напряжены до дрожи, сильная челюсть сжата так, что на скулах выступили белые пятна. Его темные, стальные глаза, обычно столь внимательные и спокойные, метали молнии. Он видел не просто разруху. Он видел осквернение. Глумление над самым сокровенным. Над тем, что было опорой его рода, его личным щитом перед лицом Бога и врагов.

Он подошел к развалинам алтаря. Рука в мозолистой перчатке непроизвольно потянулась к эфесу меча, но он сдержал порыв. Убийство – грех. Но как сдержать эту ярость, что клокотала в груди раскаленной лавой, угрожая сжечь изнутри? Как примирить веру, этот стальной стержень его души, с видом святыни, поверженной в грязь?

Он опустился на одно колено перед расколотым камнем. Снял перчатку. Пальцы, покрытые сетью мелких шрамов от тетивы и клинка, коснулись шероховатой, холодной поверхности. Ледяное прикосновение камня, пропитанного пеплом и отчаянием, пронзило его до кости. Он провел ладонью по сколу, ощущая резкую кромку. Здесь били. Били с ненавистью, стремясь не просто разрушить, но уничтожить саму память. Его пальцы нащупали темное, липкое пятно, впитавшееся в пористый камень. Кровь. Чья? Сторожа? Брата?.. Мысль о младшем брате, пропавшем как раз при охране святыни, вонзилась в сердце острой занозой. Боль, острая и жгучая, смешалась с яростью.

Господи, доколе? – пронеслось в голове, но не как молитва, а как немой крик. Камни возопиют…

Запах гари снова ударил в ноздри, смешанный теперь с пылью и холодом камня. Он втянул воздух, пытаясь уловить что-то еще. Следы коней? Да, много, спутанные. Человеческие? Тяжелые сапоги, давившие траву. И… что-то чужое, химически-резкое. Лекарство? Яд? След терялся в общем хаосе запахов.

Его интуиция, этот внутренний радар, дарованный свыше и воспринимаемый им как Шепот Ангела, до сих пор лишь глухо гудел тревогой. Теперь он сработал внезапно и физически. Не предчувствие, а толчок. Резкий, болезненный спазм под самыми ребрами справа, заставивший его вздрогнуть и инстинктивно пригнуться. Не опасность здесь, сейчас. А внимание. Чужое, тяжелое, оценивающее внимание, устремившееся на него с какого-то расстояния.

Адалар замер. Не поднимая головы, его глаза, острые как у степного орла, метнулись по периметру ложбины. Ковыль, холмы, редкие валуны… Ничего. Но ощущение было отчетливым – взгляд, полный холодного любопытства или скрытой угрозы. Он медленно, с преувеличенной тщательностью, будто изучая камень, опустил руку ниже, к подножию алтаря, в клочья обгоревшей травы и пепла.

И нащупал.

Не камень, не щепку. Гладкое, острое, идеально симметричное. Он поднял находку. Обсидиановый наконечник стрелы. Длинный, тонкий, смертоносный. Работа мастера. Стеклянный блеск вулканического камня казался неестественным в этом месте. Такого камня не добывали в их землях. Это было чужое оружие. Оружие наемника? Воина дальних, неведомых гор? Доказательство того, что разрушители пришли извне.

Он сжал наконечник в кулаке, ощущая его холод и остроту, впивающуюся даже сквозь грубую кожу ладони. Чужая сталь осквернила святыню. Чужая кровь, возможно, пролилась здесь. Где его брат? Где Крест Предков – маленький железный крест с мощами, сердце их веры и силы рода?

Ярость снова попыталась вырваться наружу, горячим клубком подступив к горлу. Он подавил ее, заставив дышать медленно и глубоко. Вера – стержень. Гнев – враг рассудка. Но вера сейчас трещала под натиском боли и гнева. Он поднялся, медленно, целенаправленно оглядывая развалины еще раз, фиксируя каждую деталь в своей памяти: угол падения камней, направление вытоптанной травы, места, где земля была взрыта копытами или сапогами.

И тут спина сжалась ледяным обручем. Четко. Неоспоримо. Кто-то следил. Не оттуда, куда он смотрел. Оттуда, откуда не ждал. Из темного зева узкого ущелья, черневшего в скалистом склоне холма напротив. Там, в глубине теней, притаился взгляд. И теперь он знал – игра началась. Охотник сам стал добычей.

Смрадный полумрак хижины давил, как мокрая тряпка на лице. Воздух стоял тяжелый, пропитанный запахами отчаяния, пота и дыма от тлеющей лучины в углу. Но поверх всего – тонкий, сладковатый и оттого особенно зловещий аромат. Горького миндаля. Он висел в каждом углу, цеплялся за пыльные паутины под потолком, пробивался сквозь запах дегтя и старых досок. Лиана знала этот запах. Знак беды. Знак яда.

Она стояла на коленях у низкой лежанки. Под грубым домотканым одеялом лежал мальчик. Лет восьми. Кемар. Его губы были неестественно синими, как лепестки увядшего василька. Лицо – восковое, мертвенно-бледное. Дыхание – поверхностное, прерывистое, каждый вдох давался с хриплым усилием, будто он глотал колючую траву. Мать, худая женщина с запавшими глазами, билась в беззвучных рыданиях в дальнем углу, лицо уткнув в грубые ладони. Ее плечи судорожно подрагивали.

Господи, даруй мне зрение… и крепость, – мелькнуло в голове Лианы, но не как мольба о чуде, а как приказ самой себе. Не убоюсь зла. Ее золотисто-зеленые глаза, обычно столь яркие и острые, сейчас сузились до щелочек, вбирая каждую деталь, каждую тень на лице ребенка. Ее пальцы, быстрые и точные, уже ощупывали тонкую, холодную шею Кемара, ища пульс. Он был слабым, нитевидным, едва уловимым под ледяной кожей. Этот холод проникал сквозь ее подушечки пальцев, пробирался по руке, наполняя грудь ужасом. Не просто холод болезни. Холод приближающейся бездны.

"Молчи, Ольга! Рыданьем беду не отгонишь!" – прошипела другая фигура в хижине. Старуха Марта, костлявая, как сухая ветка, с глазами, глубоко запавшими в орбиты, словно две черные ягоды бузины. Она сидела на табурете у печи, кутаясь в платок, и ее сухие губы беззвучно шевелились. "Молчи! Это месть. Месть богов старых, что мы позабыли. Затоптали священные рощи, камни-праотцы… Забыли почтение. Вот они и взяли самое дорогое. Самого светлого…"

Слова старухи висели в воздухе, тяжелые, ядовитые, как испарения болота. И в тот же миг Лиана ощутила это. Не просто горечь от глупых суеверий. Физическое ощущение. По ее спине, от основания шеи до поясницы, пробежали мурашки. Не от холода в хижине. Это был ледяной поток. Эхо чужого страха, да. Но не только. В нем, как острые осколки, вонзились ложь и… злорадство? Скрытое, глубоко запрятанное, но для ее дара – очевидное. Старуха боялась, но ее страх был перемешан с чем-то темным, липким. Она лгала. Не о страхе богов – это было искренне. Но о причине. Ее слова о "мести" были ширмой. Лиана почувствовала это кожей – тот самый холодный, противный прилив, что всегда предупреждал ее о неправде.

Лиана не обернулась. Ее внимание было приковано к Кемару. Она осторожно приоткрыла его веко. Зрачок был расширен, почти не реагировал на слабый свет лучины. Голубизна губ расползалась к уголкам рта. Яд. Не лихорадка, не злой глаз. Системный яд. Горький миндаль… Цикута? Болиголов? Что-то из этой семьи. Она аккуратно приподняла его руку. Ногтевые ложа тоже отдавали синевой. Сердце сжалось.

"Когда?" – спросила Лиана тихо, но так, что ее голос резанул тишину, как нож. Она смотрела на мать.

Та всхлипнула, подняла опухшее от слез лицо. "В… вчера вечером. После… после того, как дал ему… Целитель. Свой настой. От… от слабости сказал. Чтобы силу вернул…" – она снова забилась в рыданиях.

Целитель. Новый человек. Пришел с севера месяц назад. Ходил по домам, лечил травами, заговаривал болезни. Сулил скорое исцеление от всех недугов. У него были странные глаза и слишком сладкие речи. Лиана уже собирала сведения о нем. Слишком много смертей и резких ухудшений последовало за его "лечением". Слишком много шепота о возвращении к "истинным", дохристианским корням. О силе крови и земли.

Ярость, холодная и острая, как обсидиановый нож, пронзила Лиану. Не просто гнев. Гнев праведный. Возлюби ближнего… Но как любить того, кто сеет смерть под видом исцеления? Ее пальцы сжали край одеяла. Деревянный крестик на ее шее, простой и гладкий, будто налился свинцовой тяжестью, напоминая о долге. О борьбе. Не только за тело, но и за душу своего народа.

Старуха Марта зашевелилась. Ее черные глаза-бусины засверкали в полутьме. Она подняла костлявую, дрожащую руку. Не к ребенку. Не к матери. Ее палец, кривой, как коготь старой птицы, дрожа, указал на север. Туда, за глинобитные стены хижины, туда, где в предгорьях, по слухам, обосновался новоявленный Целитель.

"Целитель…" – прошипела она, и в ее голосе не было ни страха, ни суеверия теперь. Была какая-то странная, зловещая уверенность. "Он принес проклятие. Не боги. Он. Своими зельями да разговорами. Проклятие на всю Долину…"

Мурашки по спине Лианы вспыхнули с новой силой. Ложь? Истина? В словах старухи было и то, и другое, сплетенное в тугой, ядовитый узел. Она верила, что Целитель – источник зла. Но верила почти… с радостью? Как будто ждала этого. Как будто это подтверждало ее мрачные пророчества о возмездии старых сил.

Лиана не отвечала. Ее золотисто-зеленые глаза, холодные и твердые, как изумруд, еще раз скользнули по синему лицу Кемара, по рыдающей матери, по лику старухи, искаженному странной смесью страха и торжества. Проклятие пришло. И теперь ей предстояло найти его корень. На Севере.

Тайна библиотеки

Запах ударил в ноздри, едва Элиас переступил порог скриптария. Не просто дым. Густой, удушливый, сладковато-горький смрад паленой кожи, тлена и безысходности. Запах сожженного знания. Запах кощунства. Он заставил старого писца на миг остановиться, его худощавая рука инстинктивно сжала простой деревянный крест, висевший поверх рясы. Голубые глаза, обычно спокойные и всевидящие, сузились, вбирая картину разрушения.

Библиотека монастыря Святого Арсения, некогда сокровищница мудрости в этих суровых степях, лежала в руинах. Высокие дубовые стеллажи, почерневшие и обугленные, зияли пустыми нишами. Там, где покоились драгоценные кодексы, свитки папируса и пергамента, теперь валялись лишь горы серого пепла, перемешанные с обломками дерева. Пол был устлан этим мерзким ковром, хрустящим под ногами. Свет, пробивавшийся сквозь узкое закопченное окно, выхватывал клубящиеся в воздухе пылинки – последние свидетельства уничтоженных слов. Тишина стояла гробовая, нарушаемая лишь потрескиванием остывающих углей где-то в дальнем углу и… прерывистым, хриплым дыханием.