Старик дернул головой, словно от мухи. «Ни… ничего, господин Адалар. Темнота… ветер шумел… Овцы беспокоились… Я спал у костра…». Шапка в его руках закрутилась с новой силой. Его пальцы дрожали.
Адалар не чувствовал привычного сигнала – того ледяного или колючего предупреждения, что означало ложь. Шепот Ангела молчал. Старик не лгал о том, что спал. Но он умалчивал. Страх исходил от него волнами, густой, липкий, как смола. Страх не перед Адаларом, а перед чем-то иным, куда более страшным.
«Не спал ты, старик, – Адалар сделал полшага вперед. Его тень накрыла Кевана. – Ветер стих к полуночи. А овцы забеспокоились позже. Ты слышал. Ты видел. Кто прошел к Святилищу?» Господи, дай терпения. Не дай ярости взять верх. Не убий… даже ложью. Мысль о расколотом алтаже, о пропавшем брате, о потерянном Кресте жгла изнутри, но стальной стержень веры удерживал его на месте. Рука не тянулась к мечу. Пока.
Кеван съежился еще больше. Его взгляд, дикий, как у загнанного зверя, метнулся к Адалару и тут же отпрянул. Он закашлялся, судорожно, в кулак. «Люди… – прохрипел он, едва выговаривая слова. – Не наши… Не походкой…».
«Какие люди?» – давление в голосе Адалара усилилось минимально, но старик вздрогнул, будто от удара кнута.
«Тени… – прошептал Кеван. – Быстрые… как волки. И… и шкуры…». Он замолчал, глотая воздух. Шапка была почти разорвана в его руках. «На плечах… волчьи шкуры… Головы… головы звериные…». Он резко, нервно провел рукой по шее, как будто сбрасывая невидимый ошейник. В этот миг, когда его голова наклонилась, Адалар увидел.
На загорелой, морщинистой коже, чуть ниже линии волос сзади, под левым ухом – маленькое, едва заметное клеймо. Не татуировка. Выжженный знак. Круг с двумя перекрещенными линиями внутри. Черный, как сажа. Знак раба? Или клеймо иного рода?
«Люди в волчьих шкурах, – повторил Адалар, фиксируя деталь в памяти. Его интуиция, до сих пор молчавшая, дрогнула – не сигнал лжи, а тревожный толчок опасности, исходящей от самого старика или от его слов. – Сколько? Куда шли? Говори!»
Кеван вдруг перестал мять шапку. Его руки повисли плетьми. Он поднял голову, и в его глазах Адалар увидел не просто страх. Увидел знание. Страшное, смертоносное знание. Старик открыл рот, чтобы что-то сказать, но вместо слов из его горла вырвался хриплый, булькающий звук. Его левая рука судорожно впилась в грудь, прямо в область сердца. Лицо исказилось гримасой невыносимой боли. Он пошатнулся, спина ударилась о шершавый ствол дуба. Глаза, широко раскрытые, уставились не на Адалара, а сквозь него, в какую-то невидимую ужасную точку.
Адалар инстинктивно шагнул к нему, но остановился. Помочь было уже нельзя. Это была не болезнь. Это было убийство. Тихое, мгновенное. Колдовство? Яд?
Старик, сползая по стволу, с трудом поднял дрожащую, костлявую руку. Не к груди. Он указал. Пальцем, дрожащим как лист на ветру, он ткнул в воздух… в сторону Адалара. Но не в его лицо. Он указал на правое предплечье воина, туда, где под рукавом рубахи угадывались контуры сложной татуировки – спираль и волк. Знак рода. Знак ранга.
Его перекошенные губы шевельнулись. Выдох превратился в хриплый, наполненный кровью и смертельным ужасом шепот, который, однако, прозвучал в звенящей тишине как крик:
«Они… везде… Знают… все…»
Пальцем, уже теряющим силу, он еще раз судорожно ткнул в направлении татуировки Адалара. Потом взгляд старика остекленел. Дрожь прекратилась. Рука безжизненно упала. Тело сползло на землю у корней старого дуба, подставив солнцу черную, зловещую метку на шее. Мертвые глаза продолжали смотреть в пустоту, застывшие в немом крике предупреждения.
