– Тысячи коней?
– Машины. Разум, заключенный в железо.
Вейр помолчал. Потом добавил:
– Мы победили болезни. Строим города выше гор. Но оружие и войны у нас – не те, что здесь.
– Что ты имеешь в виду?
– Одним ядром можно стереть с лица земли целую страну.
Вейр вынул из складки ткани небольшой блокнот и медленно прочел на своем языке – негромко, почти шепотом:
There will come soft rains and the smell of the ground,
And swallows circling with their shimmering sound20… Ясфар слушал, наклонив голову, будто ловил не слова – ритм.
Вейр перевел:
Придут мягкие дожди, и запах земли,
И ласточки в круге прозрачной игры…
И ночь зашепчет о молодой траве,
И проснется весна на безмолвной листве.
И птицы запоют, не зная беды,
Не вспомнив людей, их вины и войны.
Природа проснется – и не заметит,
Что нас уже нет…
Ясфар сидел неподвижно, глядя на свет лампы, обдумывая все то, что ему рассказал профессор.
– А теперь ты расскажи о себе, о жизни твоих людей, – попросил Вейр. – Расскажи про ваши обычаи и законы… Как звучит ваш язык.
– Тогда слушай. И не перебивай. У нас это считается дурным знаком, – тихо сказал Ясфар и сел ближе к профессору.
Вейр задал первый вопрос, тот, что звучал у него в голове с тех пор, как он очутился здесь:
– Откуда вы пришли в Галлию?
– С востока. С берегов Танаиса – ты называешь его Дон. Мы шли через Паннонию, сражались с готами, с сарматами, с кем угодно. Нас было много. Потом – меньше. Гунны гнали нас, как ветер гонит дым. Мы были в Испании, но пришли сюда. Рим принял нас – не из милости, а по нужде. Он дал нам земли. А мы дали ему копье.
– И вы стали федератами?
– Да. Союзниками. Но не римлянами. Мы остались аланами.
– А ваш язык?
– Старый. Похож на язык персов. Говорим коротко. Почти не используем приказы. У нас важен не звук, а тон. Мягкость может значить гнев. Твердость – уважение. Старших называем по имени и чину. Женщина входит – мы встаем. На младших по возрасту не кричим. Наказание – взгляд, а не крик.
– Ты можешь научить меня считать?
Ясфар взял прут и нацарапал на куске глины:
– Аи́ва – один. Дува́ – два. Тери́ – три. Чата́р – четыре. Па́нза – пять.
– А письменность?
– Своя – нет. Мы не пишем. Мы помним. Иногда кто-то учится у римлян, у греков – и тогда пишет. Но главное – слово. Забыл слово – потерял корни.
– А как вы живете? Внутри семьи?
– Ты видишь этот дом? Он круглый, как солнце. Это не просто удобство – это защита. Очаг – в центре. Там – женщина. Она хранит огонь. Вокруг – мужчины. По краям – оружие.
– Кто глава?
– Старший. Если он в походе – мать. Женщины у нас не носят меча, но голос их – как удар. Иногда страшнее меча.
– У вас строгий этикет?
– Простой. Старший или женщина входит – ты встаешь. Женщине не смотришь в глаза. Говорят – слушай. Слушаешь – не перебивай. Если кто-то говорит – даже если ты с ним не согласен – жди, пока он закончит. Потом – отвечай. Если говоришь резко – теряешь лицо.
– А как прощаетесь?
– Говорим: «Земля под тобой пусть будет мягка». Это значит: живи долго и не скоро ложись в нее.
– Расскажи о вашей армии.
– Легкие всадники у нас – приманка. Гибкие, быстрые. Когда враг рассыпается – удар с флангов. Потом идут катафрактарии. В броне. Люди и кони – одно тело. Их не остановишь щитом. Только копьем – и то не всегда. Даже римляне боятся их.
– Степь велит держать себя в форме? Готовитесь встретить врага?
– Каждый день. С детства. На шестом году – первый лук. На седьмом – скачка без седла. На восьмом – первые удары. Копье дает отец. Но если ты уронил его в первом бою – тебе не дают второго. Это стыд.
