– Что? – с замирающим от предчувствия сердцем спросил Лавронов.
– Да ничего, – серьёзно усмехнулся Хитров. – Вешнева так Вешнева.
– Но… что-то не так?
– Нет, всё так. Только, Валерьич… должен тебя предупредить.
Лавронов заволновался, не пытаясь этого скрыть.
– Говори – что?..
– Да, собственно, всё в ажуре, Валерьич. Единственное… имей в виду, что она с прибабахом.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что сказал: с прибабахом.
– С психикой что ли у неё?..
– А я откуда знаю – с чем? Я не врач, не проверял.
– А почему тогда решил?..
– Потому что она так и не отдалась.
– Не отдалась?.. Кому?
– Мне. Я три раза пытался её уложить – бесполезно. Все три подхода – неудачно.
– Ну, и?.. – не понимал Лавронов. – В чём странность?
– Если баба так неадекватно реагирует на мужские ухаживания, то это ненормально. У неё где-то тумблер в голове выключен.
– Давно она здесь работает?
– Да не так уж… года два, наверное. – Завпост сощурил глаза, напрягая память. – Да, точно, третий сезон. Я тогда как раз ушёл от Ленки к Маринке. Обратил на неё внимание.
– И что?
– Ничего. Тёмная лошадка. Жила поначалу с кем-то. Не с нашим, не с театральным, а так, на стороне какой-то у неё был. Потом, говорят, расстались. Сейчас, вроде, у неё никого. Хотя чёрт её знает – в постель не лазил, не пускает. Так что, дерзай. Может, ты удачливее окажешься?.. Не знаю. Не доверяю таким бабам, подозрительно отношусь. Что у них на уме –шут их разберёт. Те, которых можно сразу уложить, опасений не вызывают, с ними всё ясно: наши. А эти… Не знаю, не знаю. Пробуй, рискуй. Сегодня день как раз для карнавала. Поэтому – доброй охоты, Акела! Только смотри, не промахнись!..
Зрительный зал на открытие сезона оказался полон. Даже несмотря на нищету в стране и отсутствие у людей денег. Настоящий зритель всегда найдёт возможность прийти в театр – духовный голод ведь тоже не тётка. Большую часть зала продали администраторы, остальной сбор дала касса.
Явились два чиновника по культуре из городской администрации, вынесли на сцену корзину цветов, сказали поздравительное слово по поводу открытия сезона и пожелали удачных спектаклей. Они высидели первый акт, в антракте ушли вместе с директором в его кабинет, где выпили и закусили. После этого вернуться в зал, чтобы до конца досмотреть спектакль, уже не нашли в себе сил. У центрального входа ждала служебная машина, которая же и увезла выполнивших свою обязанность чиновников, захмелевших и весёлых. Лавронов, как радушный хозяин, проводил начальство и помахал вслед машине рукой.
Донёсшийся из зрительного зала дружный всплеск продолжительных аплодисментов, означал окончание спектакля.
Разгорячённые, улыбающиеся зрители хлынули через открывшиеся двери зала в фойе второго этажа. Оттуда, по парадной лестнице, устеленной красной ковровой дорожкой, спускались на первый этаж, в гардероб, на ходу делясь друг с другом послевкусием полученных впечатлений.
Переодевшись, разгримировавшись и перекурив, актёры собрались в фойе первого этажа, где у буфета стояли в ожидании виновников торжества накрытые столы. Потихонечку подтягивались к столам и остальные работники театра, желающие присоединиться к общему празднику. Когда подошли оба режиссёра и директор, неофициальная часть торжественного вечера началась.
Каждый из руководителей сказал свой тост и после третьей рюмки, как и полагается в коллективных застольях, праздник совершенно утратил управляемость.
