Получается, выпил довольно много, а не пьяный, и голова светлая, как никогда. Чтобы как-то скрасить одиночество, стал вслух разговаривать.
– Как там у Чехова в «Лебединой песне»? «Как ни финти, как ни храбрись и ни ломай дурака, а жизнь уже – тю-тю, моё почтение. Хочешь не хочешь, а роль мертвеца пора репетировать. Смерть-матушка не за горами». Да, а мне уже и репетировать не надо. Я уже в образе.
Подошёл я к краю сцены и заглянул в темноту зрительного зала.
– Да, прав был Антон Павлович. Господи помилуй, как жутко! Чёрная бездонная яма, точно могила. Вот где самое настоящее место духов вызывать!
Явление 4
Моя счастливая вдовушка
Не было бы счастья, да несчастье помогло.
Народная мудрость.
Не помню, как заснул, но сразу увидел несуразный кошмар. Снилось мне, будто моя вдовушка Лера наконец-то вышла замуж за любимого человека… Вся такая нарядная, в белом свадебном платье, она светилась от счастья и всё время странно хихикала. Но зачем-то всюду возила с собой меня, живого, в лакированном гробу, в котором нещадно трясло, и я отбил себе все бока. Я слёзно просил отпустить меня, но Лера была непреклонна. Спокойно, но настойчиво уговаривала меня, приводя разные доводы, чтобы я лежал смирёхонько на их бракосочетании в загсе, а потом и в банкетном зале возле стола, за спинами жениха и невесты, где об меня постоянно спотыкались пьяные гости. И зачем-то надела на мою голову наушники, положив мне плейер на грудь, – видимо, чтобы я не слышал скабрезности в свой адрес. И я слушал совершеннейшую безвкусицу – любимую музыку Леры. Потом привезли гроб домой и отнесли прямиком в спальню. Сунули под кровать, а сами, уже изрядно навеселе, устроили яростную возню первой брачной ночи, отчего кровать прыгала по комнате, как кенгуру, искры сыпались сверху, как при электросварке, и стоял дым коромыслом. И я боялся, что мой лакированный гроб в любую секунду может вспыхнуть, и меня не в чем будет похоронить.
Но случилось не менее ужасное. В какой-то момент днище кровати не выдержало и проломилось, и всё что сверху обрушилось на меня. Гроб мой рассыпался в труху – видимо, его изготовили из гнилой древесины, – а сам я тотчас же проснулся. Холодный пот лился с меня ручьями, а сердце бешено колотилось в груди. Но явь оказалась ещё более несуразной…
Я увидел, что сижу в первом ряду партера в своём театре, а спальня вместе со всем обзаведеньем, супружеским ложем, Лерой и её новым избранником уже на сцене… Та же обстановка, мебель, зелёный тафтинговый ковёр на полу, только теперь он уже раскинулся на всю сцену, те же обои и картины на декорационных стенах, римские шторы с ламбрекенами и все мельчайшие детали нашей спальни совпадали с поразительной точностью. И даже наша трёхцветная кошка Мельпомена сидела на подоконнике и безмятежно смотрела в окно, где ясно виднелось пасмурное взлохмаченное небо. Светало… Разломанная кровать стояла посреди сцены, а Лера с мужем уже спокойно лежали в обнимку на полу чуть в сторонке на заново расстеленном ложе. Получается, я как-то не сразу проснулся (видимо, режиссёр-постановщик пожалел мою ранимую психику…), и они успели выбраться из завала, перенесли матрасы и уютно устроились на новом месте.
Во сне возле кровати я видел комком брошенное свадебное платье и нарядные, инкрустированные туфельки – одна закатилась ко мне под кровать, другая лежала на комоде. Теперь же, на сцене, на том же месте валялось обычное обтягивающее чёрное платьице – у Леры целая коллекция таких платьев, – а вместо драгоценных туфель там же лежали повседневные розовые босоножки.
