— Постель. Говори уже прямо.
— Отношений, — отчеканил он, не спуская с меня тяжелого взгляда. — Это означает, что двум взрослым людям хорошо в обществе друг друга, и для того, чтобы дополнить жизнь друг друга, они подчиняют свои хотелки неким обстоятельствам, которые изменить нельзя.
— А что нельзя изменить?
— Мое семейное положение. Развестись я не могу по независящим от меня причинам. Но я готов жить на две семьи. Другой вопрос, готова ли ты к такому раскладу?
— Сам сказал, что это всего лишь временная интрижка и ты уйдёшь.
— Нет ничего более постоянного, чем временное. Но я тебе многое еще не сказал, потому что ты ещё не согласилась на мои условия.
— Какие?
— Сима, я не хочу тратить на тебя время. Оно у меня золотое. Два месяца пролетят, моргнуть не успеешь.
Он достал телефон, что-то набрал, и у меня в сумочке звякнул звоночек.
— Я прислал тебе адрес. Завтра в семь вечера. От твоей работы до моего дома пятнадцать минут пешком. Я тебя могу подождать эти самые четверть часа, но в семь пятнадцать, как часы, уйду из дома. И все, больше ты меня не увидишь, даже если с опозданием захочешь. А сейчас допивай кофе и пошли смотреть спектакль. Понимаю, там все плохо кончится, верно?
— Плохо. Она покончит с собой.
— Отлично. Одной дурой меньше. Хотя бы в литературе.
8. 8. Шесть утра
— До завтра?
Глеб задал вопрос в открытую дверь такси. На часах почти одиннадцать. Завтра вот-вот наступит.
— Я подумаю.
Дверь захлопнулась, и я не поняла, чья рука оказалась быстрее. Я точно ударилась локтем о ручку. Ничего — главное, потом его не искусать…
Впрочем, о Глебе можно на время забыть или забить — навсегда. До его чувств мне нет никакого дела — даже счастлива буду, если чуток пройдусь каблучками по его мужской гордости. С отцом дела обстоят куда сложнее. Жалость и безысходность — вот те чувства, которые последние годы рвут мою душу на части. Нужно выходить из тупика, в который нас загнали сорок пять общих квадратных метра. Но как? Только если уйти — к кому-то с квартирой. Если в мою комнату поставить двуспальную кровать, все остальное придется вынести, а кладовки у нас нет: еще под маминым чутким руководством ее переделали под комбо прачечной и гардеробной. И уйти никак — отец сам о себе не позаботится. Второй день доедает то, что у меня по баночкам разложено было за те утра, когда я могла выдернуть себя из кровати в шесть утра, чтобы приготовить обед и ужин.
Зачем мы только пошли на такой долгий спектакль! Отец будет злиться ещё больше, а завтра, если я решусь… Ни на что, просто доказать себе, что я взрослая и могу отделить секс от отношений. Здоровье тела важнее здоровья души. Должна же эта душа в чем-то теплиться… Зрелища уже были, а вот хлеба у папы точно не будет с моим загулом.
Две ночи без сна, когда ты давно не студент — это слишком сильный стресс для организма. Непонятно, когда я уснула, а встала точно с оттянутыми ангелом-хранителем ушами — вытаскивал он меня из-под теплого одеяла явно в паре с папиным. Одному ему эта задача была бы не под силу. Я будильник-то выключила только потому, что хотела убедиться, что от Глеба нет нового сообщения. О том, что я дома, написала ему без напоминания, но не получила в ответ даже смайлика. Обиделся — да и черт бы с ним, но скорее всего это игра на моих нервах, чтобы я сожгла себе последнии в ожидании вечера. Но я не оправдаю его ожидания.
