Террор. Демоны Французской революции - страница 13

Речь снова идет о замене «испытываемого» ужаса сеянием ужаса, но только при твердой решимости исключить всякую народную месть и сделать единственным его орудием законный аппарат правосудия. Но одновременно подразумевается и тактика сохранения за Конвентом контроля над ситуацией, когда коммуна Парижа может испытать соблазн опереться на посланников съездов избирателей для усиления своей политической роли и своих требований[73]. В конечном счете оба народных представителя-монтаньяра не говорят ничего другого 4–5 сентября 1793 года, в те два революционных дня, так долго считавшихся историографией ключевым моментом, когда «террор» был якобы включен «в порядок дня».

Это самый настоящий миф, с которым сумели разобраться авторы нескольких недавних исследований[74]. Когда 5 сентября делегация парижских секций и Якобинского клуба утверждает в Конвенте, что «пора устрашить всех заговорщиков», она напоминает о чрезвычайном положении, в котором находится Республика, для оправдания внесения «террора» в порядок дня: «Что ж, законодатели, поставьте террор в порядок дня. Развернем революцию, ибо наши враги повсюду замышляют контрреволюцию»[75]. Говоря о революции, ораторы придают понятию «революционного» значение «чрезвычайного», что на протяжении последующих недель будет понемногу получать теоретическое обоснование. Правда, если председатель Конвента и отвечает делегации, что вопрос о создании революционной армии (сформированной из санкюлотов и выполняющей задачу снабжения Парижа) уже решен Собранием, то к этому он добавляет, что «в порядок дня отвага и справедливость», а слово terreur не произносит[76].

Если многие требования манифестантов 4–5 сентября были в конце концов отражены в декретах Конвента, он все же сумел устоять под напором санкюлотов во главе с «бешеными» (они же эбертисты) и ни разу не голосовал за «террор в порядке дня»[77]. Более того, в последующие дни слово «террор» по-прежнему часто применяется для обличения того страха, который пытаются сеять среди французов контрреволюционеры.

Понятие же «террор в порядке дня», наоборот, часто звучит во многих французских департаментах, особенно из уст членов Конвента, посланных и туда, и в армию[78]. В письмах этих откомандированных депутатов в Собрание и в свои комитеты часто встречается упоминание «террора в порядке дня» как яркое доказательство того, что они сами способствовали внедрению этого лозунга. Дартигоэт пишет 2 октября 1793 года из Тарба: «Граждане, мои коллеги, террор в порядке дня в городе Тарб и в департаменте Верхние Пиренеи. Это приносит наилучшие результаты»[79]. Лапланш, вернувшийся из миссии в Шер-и-Луару, в своем отчете перед Конвентом 19 октября торопится заявить: «Я думал, что должен себя вести по-революционному; я всюду утверджал “террор в порядке дня”»[80]. Мийо, направленный в Рейнскую армию, пишет из Страсбурга 16 брюмера II года (6 ноября 1793 года): «Граждане коллеги, на этой границе террор – в порядке дня»