Террор. Демоны Французской революции - страница 6

У власти есть два способа вызывать страх: один – ограничиваться наблюдением за нарушениями, угрозами и пропорциональными карами; другой – угрожать людям всегда и за все, угрожать самым суровым, что только может подсказать воображение. Два эти способа производят разное впечатление: один – возможно, опасение, второй – нескончаемую муку; один – предчувствие страха перед тем, что последует за преступлением, второй – страх, охватывающий душу даже при чувстве невиновности; один – разумное опасение законов, второй – тупой страх перед людьми. Уместно сказать о свойствах террора. Террор – это постоянный общий трепет, внешний трепет, поражающий самые потайные струны, унижающий человека и низводящий его до животного; это сотрясение всех физических сил, удар по всем нравственным устоям; расстройство всех мыслей, разрушение всех привязанностей. <…> Террор – это животный ужас, не подверженный влиянию. Страх перед законом, напротив, можно усиливать по мере необходимости. Который из этих двух страхов лучше помогает победе революции, гарантирует ее? Вот к чему сводится весь вопрос, вот что я намерен разобрать. Начнем с террора, оценим его и с точки зрения средств, которые он предполагает использовать, и с точки зрения достигаемых результатов. Правительство может внушать ужас, только грозя смертной казнью, грозя ею беспрерывно, угрожая ею всем подряд, угрожая своими без конца возобновляемыми и без конца нарастающими бесчинствами; угрожая за всякое действие, даже за бездействие; угрожая на основе любых доказательств и без тени оных; угрожая разящей силой своей абсолютной власти и безудержной жестокости. Чтобы всех и всегда повергать в дрожь, необходимо не только предусмотреть казнь за любой поступок, угрожать за любое слово, подозревать за молчание; надо еще на каждом шагу приготовить западню, подсадить соглядатая в каждый дом, изменника в каждую семью, убийц в каждый суд. Одним словом, нужно суметь учинить для всех граждан пытку, казня некоторых, прерывать некоторые жизни так, чтобы укорачивалась жизнь других. Таково искусство сеять террор; обладает ли этим искусством законное, свободное, гуманное правительство или для этого нужна тирания?

Но я слышу вопрос: почему система террора не может разить подозрительные классы, не распространяясь на всех остальных? Я, в свою очередь, спрашиваю, возможна ли безопасность для некоторых там, где о действиях судят по людям, а не по действиям – о людях? А кроме того, добавлю: либо нужен повсеместный террор, либо нигде и никакого. Для Конвента нетерпимо, чтобы республика долго оставалась разделенной на два класса: тот, что внушает страх, и тот, что страшится, на преследователей и преследуемых. Нет больше Кутона и Робеспьера, мешавших защите принципов равенства и справедливости. Меня спрашивают, можно ли сеять ужас в душах злонамеренных людей, не задевая добропорядочных граждан, к какому бы классу они ни принадлежали? Я отвечаю: нет, ибо если правительство террора преследует нескольких граждан за предполагаемые намерения, то оно пугает всех; а если оно ограничивается наблюдением за действиями и наказанием за них, то внушает уже не ужас, а ту опаску, о которой я уже говорил, – благотворную опаску, что за преступлением последует наказание. Таким образом, справедливо утверждать, что система террора предполагает произвол со стороны тех, кто берется его сеять