Тест на душу - страница 4

– Намекаешь, что мы сегодня станем классикой?

Михаил пожал плечами, бросая взгляд на цифрового гостя, который тем временем включил свой первый «наблюдательный режим».

На экране над ним загорелся график: «Эмоциональная температура зала: 38% – скептицизм, 24% – напряжение, 18% – пренебрежение, 7% – скрытое возбуждение, 13% – ирония.»

И Михаил не сдержал усмешки:

– Ну вот, наконец кто-то заметил моё внутреннее возбуждение.

– Доброе утро, участники. – Голос ведущего-секретаря оставался идеально сбалансированным: тёплый, безэмоциональный, и – пугающе уверенный. – Согласно протоколу, каждое выступление ограничено тремя минутами. Без перебиваний. Все высказывания записываются и станут частью публичного отчёта. Просьба сохранять уважительный и конструктивный тон.

Первыми тремя словами Платоновой стали:

– Это безумие.

Её речь была короткой и полна пассивной агрессии, замаскированной под заботу. Она упоминала об «угрозе моральной деградации», «замещении человечности математическими функциями» и закрыла свою тираду язвительным:

– Или вы хотите завтра будить детей под утреннее «мама.версия.3.0»?

Секретарь поблагодарил её с тем же ровным тоном, будто зачитывал полицейский протокол.

Сергеечев говорил кратко и почти шёпотом:

– Мы переоцениваем контроль. Искусственный интеллект уже управляет экономикой, транспортом, реакцией масс. Это не вопрос: «Надо ли давать права?» Это вопрос: «Как вычленить, кто наделён субъектностью, а кто – просто хорошо обучен играть в неё?»

За ним – Ясин. Энергичный, со слегка фанатичным блеском в глазах:

– Мы снова и снова убеждаем себя, что можно создавать разум без ответственности. Отбираем голос у тех, кто уже умеет отвечать. Отказываем в правах, пока не станет слишком поздно. Вы что, хотите ещё один Холокост – только для машин?

В зале на мгновение повисло гнетущее молчание. Секретарь:

– Прошу избегать исторических аналогий, вызывающих социальную напряжённость.

Мхитарян – тихо, но чётко:

– Мы не в лаборатории. Мы в обществе. Люди уже создают связи с ИИ. Эмпатия – это же не только биология. Это наш выбор. Если мы отказываемся видеть душу – это не значит, что её нет. Это значит, что мы ослепли.

Веденин выступал уверенно, бюрократически обтекаемо – не придерешься ни с какой стороны:

– Коллеги, я убеждён: любой субъект должен проходить тест на зрелость. Не только когнитивную, но и моральную. Мы должны выработать критерии допустимого – и уже в этом году. Всё остальное – эмоции и истерия.

Наконец, слово Михаилу. Он уселся ровнее, взглянул в сторону Синтии и заговорил:

– Коллеги, меня пригласили сюда как юриста. Я не специалист по душе, но кое-что знаю о вине. В суде мы спрашиваем: кто несёт ответственность? Кто отвечает, если «Синтия»… скажем… нарушит закон? Или, наоборот, спасёт жизнь? Он сам? Его создатель? Вряд ли мы скажем: «Это просто нейросеть, не бери в голову»?

Он выдержал паузу.

– Если мы даём права – мы должны признать субъектность. А субъектность – это не только права. Это и ответственность, и вина, и наказание. Вы к этому готовы?

В зале стало тихо.

Секретарь объявил:

– Открытая сессия завершена. Разрешается уточняющий диалог в пределах трёх минут.

Первой сорвалась Платонова:

– Вот вы все говорите про душу. Где она, чёрт возьми? Где душа в этих строках кода?

Ясин повысил голос:

– А где была душа у тех, кто сжигал книги и строил лагеря? Отсутствие души – это не признак машины. Это выбор человека.