Традиции & Авангард. №4 (23) 2024 - страница 6

– Почему пропадают части моего дома?

Мужик закатил глаза к потолку и подпёр ладонью подбородок.

– Ты вот всё спрашиваешь «почему», Серёжа, но разве это правильный вопрос, а?

– Да… – я снова выругался. – Как правильно, ну?

– Какие у нас основные вопросы, значит? «Что делать?» Да? И ещё какой? Ну чего ты молчишь, как задница? «Кто виноват?»! А? Кто виноват, Серёжа?

– Ну и кто, вашу мать, виноват?

– Ну, Серёжа! Сам головой-то подумай.

– Да не знаю я!

Я встал, понимая, что собеседник мой не в себе, двинулся к двери и открыл уже рот, но мужик вскочил, схватил меня чуть выше запястья липкой пятернёй и сам поволок к выходу.

– Да я ж не просто так пришёл. Пойдём! К Ероме тебя сведу. – В зубах у него уже белела незажжённая сигарета.

Я упёрся в дверной косяк, но мужик обхватил меня рукой за шею, открыл входную дверь и уже тащил за порог, как поросёнка на убой.

– Да ты башней поехал, мужик! Вали отсюда. – Я едва держался, чувствуя, как больно под флангами пальцев скользят рёбра досок, слагающих дверной добор.

– Чего ломаешься? Я ж помочь!

– Да тебе самому помощь, походу, нужна. И с чего тебе мне помогать?

– Что я, не русский, что ли?

Мужик тянул, и видно было, как раздражает его моё сопротивление, которого он не ожидал.

– Да пойдём, ты! – Он дёрнул меня так, что я ощутил предельное натяжение связок предплечья и побоялся лишиться руки. Вслед за мужиком я вывалился наружу, где не было ни забора, ни калитки. Я замер, оценивая новый внезапный ущерб:

– Тоже пропали.

– Скоро, однако.

– Ты куда меня тащишь? Там что, могут остановить это?

Гость, обрадованный моим согласием слушать, дождался, когда я наконец обуюсь, и прикурил:

– Шут знает. Но Ерома – он много чего смыслит. Может, скажет тебе, и кто виноват, и что делать. Пойдёшь?

Я, справившись-таки со шнурками, разогнулся и кивнул.

– Вот и славно. Там он, значит, в старой церквё на берегу.

– Так она же не работает. Деда хоронили, служба-то была в новом храме, возле кладбища.

– Ну так да, там-то Скоропослушницы церковь, а старый храм – Иоанна. А раньше ещё три было: Спаса, Вознесения и Покровский. Они теперь тама, значит, под водой, рыбы им прихожане.

Мужик смеялся, обнажая дыру между верхних зубов, словно специально отведённую под сигарету.

– Затопили, когда водохранилище строили?

– Так да! И до шута ещё чего вместе с ними потопло. Я нырял: натурально – Китеж.

Мы прошли до конца улицы, перебежали идущую под гору трассу и по обочине двинулись к берегу водохранилища. Я понял, что беседа ушла в сторону от важного для меня вопроса, и попробовал повторить его:

– Что этот ваш Ефим забыл в старой церкви?

– Не Ефим, а Ерома. – Мужик, шедший на шаг впереди, обиженно сплюнул на асфальт.

– Ерома, Ерома. Что он там делает?

– Лежит. Он же по сотне на второй десяток пошёл или на третий уж. Не в салки же ему играть с пацанами.

Я в который раз оглядел лесополосу слева, дорогу справа, а за ней дома и не только людей не увидел. Ни курицы, ни привязанной к столбу ЛЭП козы, ни приблудной кошки не нашлось, хотя время было уже ближе к обеденному. Но особенно жутко стало мне от понимания, что на всём протяжении неба не могу я разглядеть ни единой струйки печного дыма. В современной, живой, давно газифицированной деревне на неделе топили печи не так часто, но по выходным непременно готовили бани, а в домах пекли пироги и хлеб. И сегодня было воскресенье.

Я замешкался, пытаясь разобрать вдалеке нечто, принятое мной сначала за старуху на корточках, но оказавшееся накрытой куском рубероида бочкой, и мой спутник, заметив эту неуверенность, ухватил меня за плечо: