Погрела ведьмочка кашу, поводив ладонями над горшком, и взялась за ложку. Стусику горку насыпала на льняную салфетку, отломила хлеб и стала жевать, рассеянно на окошко поглядывая. Скоро придётся уйти из Ореховки — ждёт выпускницу академии неизвестное место работы. Как там без чудо-ларя обходиться? Не умела Агаша готовить. В общежитии учащихся кормили, дома мать потчевала… А как придётся самой хозяйствовать? Вот и думай.
Едва успели поужинать и со стола убрать, как с улицы донёсся крик:
— Панна! Панна! Беда! Помоги ради Творца!
Голос женский, визгливый, на истерику похоже.
Кого ещё тьма принесла? Недовольно нахмурившись, уставшая ведьма направилась к дверям. Из пустых причин ореховские на хутор не побегут. Стряслось что-то.
Выйдя на крыльцо, Агаша увидела мечущуюся вдоль изгороди молодую женщину со сбившимся набекрень ромашковым венком.
— Панна! — закричала она, остановившись. — Ведьму позови, девочка!
С матерью Агашу точно не спутать, даже в невменяемом состоянии молодка заметила белые, а не чёрные волосы.
— Нет её. Что случилось?
— У-у-у-у... — завыла несчастная, повиснув на руках, уцепившихся за штакетины. — Кто же мне, горемычной, поможе-е-ет?
— Я помогу. Мать вместо себя оставила. Говори, хватит реветь, — Агаша сама удивилась неожиданной строгости в голосе.
Это ли помогло или женщина ухватилась за последнюю надежду, она выпрямилась и заговорила спокойнее, лишь изредка звонко всхлипывая.
— Детки мои, Марочка и Збышек... К озеру за песочком побегли! А я не углядела... Таились, не сказали ничего! А-а-а...
— Одни? Сколько им? — нахмурилась ведьма.
Всегда так в деревне: праздник, взрослые отвлекаются на веселье, детвора без присмотра остаётся и норовит запреты нарушить.
— Сыночку семь, а доченьке пять, — всхлипывала безалаберная мать, — не думала я, что ослушаются, так-то они-и-и... смирные-иэ-иэ...
— Знают ведь, что в воду лезть нельзя, — попыталась успокоить её Агаша.
— Знать-то знают, — всхлипнула женщина, вытирая рукавом лицо, — а шишига на что? Охмурит, заманит, одурачит...
— Тихая там шишига, полыньёвской ведьмой прирученная. Пошутит только. В другой раз наука им будет. Тебя как зовут?
— Кирьяной кличут. Муж с деревенскими пошёл в лес-то. Велел дома сидеть, а я не могу, вертится ужас за грудиной, точно вьюга метёт. Стра-а-ашно. Вдруг погибли деточки мои! — молодка приподнялась на носочки, просунула подбородок между штакетинами, заныла умоляюще: — Агафья! Ты шаром Панны владеешь? Глянь, как они там! Глянь, ожидаючи, умом тронусь!
«Надо же! — усмехнулась ведьма — имя вспомнила». Свой шар Панна доставать запрещала. Так-то ж раньше, пока Агаша академию не окончила. Теперь другое дело, тем более хозяйка сама велела дочери деревенским помогать. Значит, можно.
— Жди! Посмотрю.
Ведьма вернулась в дом и, прежде чем подойти к материнскому комоду с колдовскими принадлежностями, глянула на подоконник:
— Наблюдаешь?
— Ох-хох, — откликнулся сидевший там сверчок, — был бы я в своём теле, мигом потеряшек нашёл. Ой! — Стусик перелетел на стол, а оттуда — на комод. — Ты чего это шар достаёшь? Мать не велела касаться!
— Позвольте, корд-инспектор, поворожить, как того требуют обстоятельства, — шутливо поклонилась ему Агаша, — а чем мне пользоваться, не ваших лапок дело.
— Чего сразу «инспектор», — обиделся сверчок, — беспокоюсь, как бы тебе от матери не влетело.
Ответа он не получил, устроился в сторонке, с любопытством рассматривая вытащенный из ящика шар. Ведьма села, устроив локти на столе и обняв артефакт ладонями, устремила взгляд в центр шара, где началось кружение магии. Губы девушки шевелились, звучали негромкие слова заклинания.
