— Ты часто там играешь? — спрашиваю невпопад, получается пискляво.
Харм пожимает плечами:
— Да, часто. И не только там.
Чайник свистит, он забирает пачки нашего «королевского ужина» и отворачивается к плите. Любую информацию из него приходится вытягивать клещами, и это изрядно утомляет. Не хочет говорить о себе — не надо.
Вряд ли мы еще когда-нибудь встретимся, так что... даже не обидно.
_________________________
Группа «7раса», «Клетка»
4. Глава 4
Мы молча доедаем лапшу из фарфоровых тарелок. Да, это тот самый — вредный, насыщенный углеводами и глутаматом натрия фастфуд для бедных, но, положа руку на сердце, ничего вкуснее я в жизни не ела.
Харм справляется быстрее, закидывает свою опустевшую посуду в чугунную раковину с черными пятнами сколов, подпирает ладонями подбородок и внезапно становится милым.
— Так что за дядя так испугал тебя утром?
Сказать ему, что я дочка мэра — не вариант. Его сразу как ветром сдует, а мне начинает нравиться присутствие этого пришельца в моей жизни. Решаю ограничиться полуправдой:
— Мы с подругой всю ночь зависали в клубе, а отцу я сказала, что собираюсь ночевать у нее. И что ее родители дома. Тот мужик — друг отца. Он чуть не запалил меня на остановке в таком непотребном виде. Если бы не ты...
— Проехали. А твоя мама?
— Мамы у меня нет, — признаюсь и чувствую, как веки жжет от слез. В нашей семье не принято обсуждать ее уход: ни к чему лишний раз ковырять застарелые раны, горевать и показывать слабости.
— Эй, не плачь. У меня тоже нет матери, если это тебя утешит. У меня вообще никого нет.
Он произносит страшные слова легко и весело. Дергаюсь и поднимаю взгляд — Харм смотрит на меня в упор мрачными, полными боли глазами. И улыбается.
«Хотелось бы мне стать для тебя кем-то...» — проносится в закружившейся голове. Черт, да я бы все отдала, чтобы стать для него хоть кем-то.
— Как давно? — всхлипываю и никак не могу совладать со слезами. Мне жалко себя. Жалко его.
— Уже три года. — Харм задумчиво разглядывает меня. — Очень часто появляется желание повеситься в этой гребаной пустой квартире или другими способами убить мысли. Но нельзя. У меня еще есть планы, которые нужно довести до конца.
Я больше не могу выдержать его взгляд: бездонный, гипнотический, потусторонний. Кажется, для себя единственное, что имеет смысл, я только что нашла...
Открытие пугает до одури.
Хватаюсь за вилку, молча разделываюсь со своей лапшой, и Харм неожиданно выдает:
— Давай накуримся?
Будучи студентом, Женька частенько приходил домой улыбчивым и загадочным, хотя от него за километр разило травой. Мама ругала его на чем свет стоит и требовала прекратить. Брат не прекращал. Зато под кайфом он давал мне поистине ценные, реально работающие советы, и я не разделяла маминой тревоги из-за его увлечения. До тех пор пока однажды, на отдыхе в загородном отеле, не стала свидетелем героинового передоза у одного из знакомых. Он вместе со всеми поздравлял именинника, шутил и выкрикивал тосты, а спустя полчаса лежал на полу в номере — без признаков жизни и с пеной у рта. Тогда скорая успела вовремя, несчастного откачали, а я поклялась, что никогда не стану даже пробовать.
Но сейчас, под изучающим, берущим на слабо взглядом Харма, вдруг соглашаюсь. Бунт так бунт. Завтра все вернется на круги своя, и я заставлю себя забыть про эту авантюру.
Через длинную прихожую Харм ведет меня в недра квартиры, сворачивает во вторую комнату слева и включает настенный светильник.
