– Вот – тот, кому покровительствует львиноголовая богиня! Он – единственный, кому под силу спасти город! Он не отступится – его отвага и решимость непоколебимы!
Если бы у мужчины не был связаны за спиной руки, он наверняка наставил бы на Ингара указующий перст. Находчивый пройдоха! И как же теперь его вешать?
Хоремиец продолжал красноречиво и пафосно разглагольствовать, теперь убеждая толпу ровно в обратном – в том, что надежда на спасение не потеряна. Брензайн, понимавший по-ронийски и худо-бедно способный на этом языке изъясняться, хмыкнул и громогласно заявил:
– Твой рот наконец-то не лжет, хоремиец! Генерал Бьоргстром всегда знает, как выиграть предстоящую битву. Всегда – значит, и сейчас тоже. Это известно всем в лиорентийской армии!
Брензайн не поленился и перевел свою речь на лиорентийский, гвардейцы поддержали его одобрительными возгласами, воодушевленно закивали и дружно хлопнули кулаками себя по груди.
Ингар ухмыльнулся и провозгласил:
– Глядите! Даже этот отчаявшийся человек прозрел и уверовал в непобедимость защитников Элмадена!
Потом Ингар жестом подозвал городских стражников и велел:
– Снимите с него петлю!
Хоремийский болтун плотно зажмурился. Грудь его часто вздымалась и опадала, кадык ходил ходуном. Когда на руках его и ногах распутали веревки, а с шеи убрали петлю, он принялся неверяще ощупывать горло. Пальцы у него тряслись.
В глубине души Ингар был рад, что не придется вешать хотя бы этого человека, умудрившегося в критический момент переобуться на лету.
– Пусть ходит по городу и проповедует, – обратился Ингар к начальнику стражи. – Язык у него хорошо подвешен, и голос звучит убедительно. Только хорошенько за ним следите – чтобы говорил правильные вещи.
Оглядев остальных висельников, Ингар заметил:
– Что-то вы лишку перебрали. Ваши стражники похватали больно много народу. Небось, даже тех, кто просто мимо проходил. Давайте их поподробнее расспросим.
Большая часть приговоренных были всего лишь оголодавшими и измученными беженцами. Ингар подходил к каждому и спрашивал, в чем тот повинен. В основном, они лопотали что-то бессвязное и невразумительное.
– Их всех поймали с поличным! Они грабили продуктовые лавки! – настаивал Уфук, поборник неукоснительного порядка.
– Это ваша недоработка – магистратов и прочих чиновников, – бросил Ингар Ханлаху Сэйду. – Пунктов выдачи продовольствия должно быть достаточное количество. Мы не можем позволить себе внутренних волнений и беспорядков. Тем более что поставка припасов, пока вражеские войска не контролируют порт, реку и идущую на восток дорогу, – наименьшая из наших проблем. Если еды для раздачи беженцам не хватает – значит, кто-то набивает ей свои погреба и товарные склады. Проведите расследование, проверьте отчетность. Я должен учить вас складывать и вычитать? Я могу.
– Я все сделаю, – Сэйд стал пунцовым от стыда.
Он считал себя положительным человеком, и на это легко было давить.
– Разберитесь с этим делом! И ускорьте эвакуацию!
Лишние люди в осажденном городе не нужны, а желающих убраться от гухулов подальше, хоть куда-нибудь – хватает, и с избытком.
– Этих людей вместо петли отправьте на работы. Хоть на пороховые мельницы, хоть бочки и мешки с землей таскать.
Когда народ вокруг сообразил, что происходит, некоторые, в основном женщины, начали протискиваться к Ингару и бросаться ему в ноги. И ладно бы это были только родственники помилованных! Ингар чувствовал себя крайне неловко.
