Как обычно, Ингара сопровождал десяток гвардейцев, которых отобрал лично Маттис Брензайн, который, в свою очередь, дал слово Кори ограждать командующего от опасных телодвижений. Охранники следовали за Ингаром по пятам, даже в уборную, выполняя строгий наказ Брензайна, по-видимому, подозревавшего, что на драгоценного генерала Бьоргстрома коварные враги могут напасть даже из выгребной ямы, вонзив копье в эээ соответствующее место. О подобных случаях Ингар слышал – в сказках, которыми в детстве пичкала его Илинора. Впрочем, в Элмадене, как и в Лоретто, многие отхожие места обустраивали над проточной водой – наверное, пробраться туда было проще, чем в выгребную яму.
Помимо гвардейцев, Ингар решил прихватить с собой Керта Тривима, надеясь побеседовать с ним, если не один на один, то в условиях, когда магистрату некуда будет улизнуть.
На восточной окраине Элмадена раскинулись поля, фруктовые сады и заливные луга, также там была дамба, предохранявшая город от наводнений. Внутри стен протекал судоходный рукав Зай-Атиша, оборудованный речными воротами и небольшим шлюзом. Вода в шлюзе слегка отдавала гнилью, а деревянные створки быстро зарастали водорослями и хрупкими пресноводными ракушками.
У протока стояли пороховые мельницы. Они грохотали день и ночь: дробили, крошили и перетирали селитру и уголь. Свежий черный порох ссыпался в колоду. Его прессовали в лепешки, лепешки ломали, обкатывали в барабане, просеивали через решета. Получившиеся зерна трясли на ситах, чтобы они терлись друг от друга и полировались, затем сушили в стоявших рядом банях и укупоривали в дубовые бочки.
Рядом с улицей, по которой Ингар со своей свитой добирались до шлюпок, проходила другая – по ней гнали скот на водопой. Она так и называлась – Навозная дорога. Не дорога – а грязное месиво, истоптанное копытами.
Вдоль берегов протока стояли свайные дома, покрашенные в белый цвет, с причалами и привязанными лодками – немного похоже на Лоретто или Виттерлаг. В заводях были устроены большие садки, где выращивали рыбу. Вообще, в низовьях Зай-Атиша рыба кишмя кишела, на любой вкус: осетровые, сазаны, сомы, щуки, лещи. Те из лиорентийских солдат, кому знаком был рыбацкий промысел, не упускали случая и ходили на реку рыбачить.
В путь к фортам снарядили три тридцативесельных шлюпки, на каждой было по две гаубицы и по несколько мелких пушек в довесок. Элмаденцы стращали Ингара мошкой – мелкой, но злой и голодной, способной чуть ли не заживо сожрать – так ему говорили. И что вода в реке будто кипит, когда из нее вылетают насекомые, превратившиеся из личинок во взрослые особи. Мошки, к счастью, вилось не так много. Рассказы о ней пугали больше.
Течение было слабым, и грести вверх по протокам и ерикам не составляло труда. Ориентироваться же, несмотря на наличие карт, оказалось гораздо сложнее. Тростник вымахал местами в три человеческих роста высотой, его развесистые метелки, если подплыть близко, заслоняли солнце. Плотными рядами стоял рогоз, покачивая коричневыми соцветиями-початками. Камыши и кустарники сплелись в непроходимые заросли. Настоящий лабиринт, в котором ничего не стоит заблудиться. Вдоль проток росли лох и галереи ив, где селились пестрые дятлы и черные бакланы.
Ингар разглядывал в подзорную трубу заросшие берега, выискивая следы гухулов, а заодно наблюдал за птицами. На ветвях прибрежных деревьев расселись орланы-белохвосты. Пара орланов летала над водой, высматривая рыбу. У тростниковых островов бродили цапли, ходулочники, каравайки. Чайки и крачки оглашали воздух беспокойными криками, носились над водой, зависали, стараясь углядеть стайки мелких рыбешек.
