На пустых улицах остались лишь тела стариков да нескольких мужиков, видимо, пытавшихся защитить близких. Хлеборобы, бортники, охотники, рыбаки: они не могли дать достойный отпор врагам, всю жизнь промышлявшим разбоем.
Спешившись, Тимофей Фёдорович заглянул в избу и, нахмурившись, крякнул.
- Всё вынесли... - воин поморщился и покачал головой. - Поганый народ. Не сеют. Не пашут. Живут воровством да разбоем.
- Верно говоришь, - отозвался Хворостинин, взирая на разорённую деревню.
Крымчаки не оставили после себя ничего. Топоры, посуда, одеяла и подушки - всё более или менее ценное исчезло. О недавнем кудахтанье кур и гоготе гусей напоминали лишь перекатывающиеся в пыли перья да пух. Весь скот: лошадей, коров, овец и коз грабители увели с собой. В воздухе висела гробовая тишина, лишь ветер изредка хлопая ставнями, тоскливо стонал в трубах, сливаясь с редким завыванием осиротевших собак.
На соседнем дворе Тимофей Фёдорович заметил лежащую у забора лошадь. Тяжело вздымающиеся бока говорили, что она ещё жива. Воин подошёл ближе.
- Прости ты меня, душа безгрешная, – повинился он и, вытащив из ножен клинок, одним ударом оборвал страдания животного. Ратник вздохнул и ещё раз оглядев тушу с презрением плюнул в стороны. – Гляди-ка лихоимцы какие. Подковы и те не поленились стянуть...
- Чуют за спиной поддержку османов, вот и нахальничают, – буркнул Алёшка.
- А чего им? Выскочат, как псы из подворотни, цапнут добычу и шасть обратно к себе в конуру. Как до них добраться? – Тимофей Фёдорович вздохнул. - Да и не до того нам пока. С ливонцами бы вон разобраться.
- Ничего, Казань и Астрахань взяли, придёт время, и Крым наш будет! - заверил Хворостинин. - Тогда некому будет русских людей в полон, как скот уводить.
- А с этими как быть? – кивнув в сторону горизонта, воскликнул Алёшка - Нагоним, дядька! - он устремил на воеводу горящий гневом взор.
- Нагоним, – согласился Дмитрий Иванович и, хищно прищурившись, посмотрел вдаль. – С такой добычей далеко не уйдут…
***
Татарский обоз двигался медленно. Телеги, груженные мешками, расписными сундуками и коробами с крестьянским скарбом, то жалобно поскрипывали, то громыхали на дорожных ухабах. Поднимая над собой тучи пыли, связанные друг с другом пленники, обречённым стадом, брели по шляху. Люди уже не кричали и не выли в голос, а, опустив головы, отрешённо смотрели под ноги. Здоровые мужики и справные бабы, юные девушки и крепкие парни, шустрые мальчишки и беззаботные девчонки - все превратились в товар. Из огромных округлых корзин, подвешенных к бокам татарских лошадей, доносился плач малых детей. Глаза матерей наполнялись слезами отчаянья, а мужики, до боли сжимая кулаки, ещё ниже опускали головы, осознавая собственное бессилье.
Многолюдная процессия двигалась в сторону юга, не обращая внимания на забивающую ноздри и глаза вездесущую пыль, а дым честолюбивых помыслов застилал разум татарских вояк. Довольные успешной охотой крымчаки посмеивались и, гортанно переговариваясь, заранее подсчитывали доходы от продажи пленных. Степные разбойники не терзались угрызениями совести. Мечтая о мирских благах, они вовсе не задавались мыслью, что их сытая жизнь оплачена чужой свободой и жизнью.
Пыльное облако всё больше расползалось над землёй, отображая собой безмерную жадность поднявшей его орды.
Клубящийся над горизонтом бурый туман был хорошо виден и русским ратникам. Вглядываясь в развивающийся за обозом шлейф, Хворостинин проговорил.
