Ради забавы Алёшка мог вскарабкаться по выступам брёвен на стены крепости и забраться в бойницу, или наоборот, закрепив крюком верёвку, спуститься по ней на землю. Когда, раскинув для равновесия руки, мальчишка ступал по коньку крепостного ограждения, перебираясь от одной сторожевой башни до другой, у наблюдавших за головокружительным трюком аж дух захватывало.
- Ты гляди, чего стервец вытворяет! - озабочено качая головами, говорили одни.
– Такого и на ярмарке не увидишь, - отмечали другие.
- Лишь бы не сорвался, окаянный, - переживали третьи.
- А хоть и шею сломает, не велика потеря, - кривился Ордынский.
- Да что ж ты такой бессердечный, Захар Акимович, - ворчал наставник, мысленно костеря себя, что опять не уследил за мальчишкой.
Каждый раз Хворостинин строго отчитывал племянника, тот горячо божился, что такого больше не повторится, и по большому счёту он не врал. Алёшка в своих безобразиях был весьма изобретательным и особо не повторялся. Угрозы выпороть не помогали, да, честно говоря, никто бы не решился поднять руку на сироту. Несмотря ни на что, ратники относились к шустрому парнишке душевно, по-отечески. Только Ордынский постоянно цеплялся к Алёшке, а при удобном случае давал подзатыльник.
Из последних сил мальчишка сдерживал желание ответить заносчивому боярину, пока, в конце концов, чаша его терпения не переполнилась.
Как-то Алёшка нёсся по узкой улочке и, свернув за угол, неожиданно столкнулся нос к носу с обозничим.
- Смотри, куда прёшь! – рявкнул Ордынский и, освобождая себе дорогу, толкнул отрока.
От неожиданности, Алёшка, не удержавшись на ногах, отлетел в сторону и свалился в лужу. Торжествующе усмехнувшись, боярин пошагал дальше, а мальчонка, утерев лицо, процедил:
- Ну погоди ж ты у меня…
В тот же вечер, решив отыграться за все обиды, он пробрался к амбару. Под покровом темноты мальчишка соорудил у входа ловушку, какую ставят при охоте на зверей. Умело скрутив из верёвки петлю, он присыпал её сеном, а главное не поленился наскрести лопатой свежих коровьих лепёшек. Подготовив западню, мальчишка забрался на сеновал напротив: уж больно хотелось убедиться насколько удачной получится его мщение. Там Алёшка и задремал...
Каждое утро Ордынский лично наведывался в амбар отписать продукты на кухню, и на этот раз не изменил своим привычкам. Довольно щурясь на солнце, обозничий открыл дверь, и стоило ему ступить за порог, как ловушка сработала. Алёшка всё рассчитал правильно. Обхватив ноги боярина, верёвка сначала его уронила, но прежде чем вздёрнуть к перекладине крыши, протащила лицом по навозу. Бессильно повиснув вниз головой, Ордынский истошно заорал.
На шум сбежались холопы и ратники. Увиденное зрелище никого не оставило равнодушным. Болтаясь грузным кулем, боярин нелепо размахивал руками и, тонко повизгивая, отплёвывался от налипшего коровьего испражнения. Как не пытались слуги сдерживаться, но, высвобождая важного господина из ловушки, они не могли сдержать смеха. Воины же ржали, не скрываясь, от души, гогоча на всю улицу. Наблюдая из укрытия за результатом своей проделки, Алёшка удовлетворённо похихикал, но поспешил подобру-поздорову скрыться. Когда же разъярённый боярин явился в дом Хворостина, мальчонка, состроив удивлённое лицо, невинно хлопал глазами.
- Его рук дело! Больше некому! – рычал Ордынский.
- Зачем же на отрока напраслину наговариваешь, - невозмутимо разглядывая перекошенную злобой рожу боярина, ответил Дмитрий Иванович. – Он никуда из дома не отлучался.
