– Аригато, Кондо-сэнсэй.
Он поклонился в ответ:
– Мне это в радость. Сайонара, Киёми-сан. Сайонара, Ай-тян.
Мать с дочерью двинулись домой в чернильной темноте. Пока не было американцев с их военной мощью, лампы и фонари бросали красные и желтые квадраты на улицы и переулки. Люди ходили в магазины ночью, потому что цены были ниже. На рынке рыбаки показывали, что осталось от улова, и резкий запах манил окрестных котов, мяукающих из темноты. Зеленщики продавали баклажаны, огурцы, картошку и корни лотоса. Торговцы демонстрировали обувь, мебель, одежду. Сейчас, в затемнении, ночь приносила непроницаемый мрак. И только летучие мыши шныряли в темном небе, ловя призрачных мошек. Шли домой рабочие фабрик и заводов, движения у них были медленные, машинальные.
– У тебя хороший был день в школе?
– Мы ходили на площадку для духовной практики.
У Киёми приподнялись брови:
– Вот как?
– Практиковались работать с деревянными мечами и копьями – на случай вторжения врага.
– Тебе это понравилось?
– Мальчишкам понравилось. А я бы лучше порисовала.
Киёми сжала руку дочери:
– Я тоже.
– Сегодня пролетал бомбардировщик, вы его видели?
– Хай. Я видела его.
– Американцы опять листовки сбросили. Один мальчик поднял одну, его забрали внутрь и больше не выпустили.
– Хорошо, что ты не так глупа, чтобы такое делать, – сказала Киёми, тут же вспомнив свое собственное неразумное поведение.
Когда они пришли домой, на западных горах лежала тонкая полоска солнечного света.
– Скорее бы в ванну, – сказала Киёми, открывая калитку. – Воняю, как дохлая рыба, гниющая на солнце.
– Мне нравится, как вы пахнете, – возразила Ай.
– Если ты так пытаешься получить добавку к ужину, может, и получится.
Увидев футоны, наброшенные на перила веранды, Киёми мысленно заворчала. Саёку лень поражала как вирус.
– Поможешь мне занести футоны?
– Почему это всегда должны делать мы?
Киёми интересовал тот же вопрос, но она считала своим долгом подготовить Ай к взрослой жизни.
– Твои дедушка и бабушка нас приютили. Они тебя любят. И не так уж трудно помочь им по хозяйству, правда?
Ай выпустила руку Киёми и подошла к ближайшему футону. Опущенные углы рта и сгорбленные плечи дали Киёми понять, что дочь понимает, чего от нее ждут, когда она подрастет.
– Сперва обувь, – сказала Киёми.
Они зашли за сёдзи и остановились у входа на глинобитный пол. Сняли гэта и аккуратно поставили возле сандалий свекра и свекрови. Потом надели домашние шлепанцы и вернулись на веранду.
Ай усмехнулась, когда Киёми помогла ей сложить первый футон.
– Можем играть, как будто футоны – это облака, и мы укладываем их спать.
– Облака? У тебя очень живое воображение.
Каждая из них внесла футон в дом. Ширмы, разделяющие комнаты, стояли открытыми. Банри сидел в гостиной на подушке, сгорбившись над своим письменным столом, и все его внимание было сосредоточено на той сутре, которую он переписывал из «Типитаки». Выпуклая голова, редеющие волосы и складки морщинистой кожи у основания шеи – он напомнил Киёми жабу гама-гаэру в саду. Саёка сидела рядом, держа в руках книжку стихов. В глазах Киёми ее свекровь была похожа на хитрую змею – с узким лицом, пронизывающими черными глазами и тонкой шеей.
– Я вернулась! – крикнула Ай, идя по татами вслед за Киёми.
Банри поднял глаза и улыбнулся:
– Ты пришла домой.
Киёми заставила себя улыбнуться. Как могут свекры сидеть весь день на одном месте? Они что, не знают, что идет война?
