В царстве пепла и скорби - страница 11



Киёми села впереди, Уми рядом с ней, все еще улыбаясь уголками губ. Трамвай дернулся и поехал, сквозь сиденья чувствовалось, как он подскакивает на стыках.

– Ход войны меняется, – объявила Уми на весь вагон. – Когда мы сегодня сбили этот самолет, это было знамение, вот увидите.

Иводзима потеряна, за Окинаву идут бои. А Уми желает обсуждать знамения.

Киёми молча смотрела в окно. Майское солнце уходило на запад и садилось над горами.

– Вы заметили сегодня за обедом Хару и Лисама? Я бы не смогла быть с человеком, который ест чеснок!

– Я их не видела.

Уми тронула себя за мочку уха.

– У меня есть один секрет, хотите его услышать?

Киёми заставила себя кивнуть:

– Хай. Если это секрет про вас.

– Я не сплетница.

– Ну разумеется, – сказала Киёми. По зарумянившемуся лицу Уми она поняла, что это что-то очень личное, чем Уми ужасно хочется похвастаться.

– Я влюбилась в одного мальчика по соседству. Его зовут Ёсио. Родители его коммерсанты, у них мебельный магазин. Сейчас он закрыт.

– И у Ёсио к вам те же чувства?

Уми прижала руку к сердцу и вздохнула:

– Хай. Правда, это чудесно?

Киёми не очень понимала, что сказать. Только раз в жизни испытав то, что она в то время сочла любовью, она считала себя не слишком большим специалистом в этом вопросе.

– Я за вас рада, Уми-сан.

Уми пустилась болтать о своем возлюбленном и о совместных с ним планах на будущее. Она переедет в дом его родителей и будет помогать им вести семейное дело. И родит для Ёсио много сыновей.

Трамвай уже подъехал к ее остановке, а она всю дорогу до двери продолжала говорить.

Когда Уми вышла и трамвай двинулся дальше, пожилая женщина посмотрела на Киёми неодобрительно и покачала головой. Киёми обернулась посмотреть вслед Уми, пока та не скрылась между зданиями, и все время думала, каким печальным стал мир, если счастье одного вызывает недовольство у другого.

Глава шестая

Киёми нашла Ай на площадке – девочка ждала ее вместе с учителем, господином Кондо. Это был пожилой джентльмен, предоставивший право наставлять детей в милитаризме более молодым учителям. Когда-то он сказал Ай, что дети должны изучать красоту поэзии, а не безумства политики. Киёми удивлялась, как его до сих пор не арестовали за его пацифистские убеждения. Господин Кондо держал что-то в руках, показывая это Ай. Когда Киёми приблизилась, они подняли головы и увидели ее. Ай просияла:

– Мама, посмотрите!

Киёми поклонилась:

– Добрый день, Кондо-сэнсэй.

Сморщенные руки господина Кондо раскрылись, и в них показалась черно-желтая бабочка. Изящная, она не шевелила крыльями, словно надеясь, что так она станет невидимой тому гиганту, что захватил ее в плен.

– Она села мне на руку, когда мы обсуждали стихотворение Мацуо Басё, «Спать бы у реки». Вы его слышали?

– Много лет назад, в детстве, – ответила Киёми.

– Поэзия Басё волнует мне душу. – Учитель поднес руки ближе к Ай. – Надо ли отпустить нашего друга?

– Хай, – ответила Ай. – Она была нашей самой блестящей гостьей.

Господин Кондо просиял:

– Как ты узнала, что эта бабочка – она, а не он? Она тебе это на ушко шепнула?

– Она нежная, как девочка. А мальчишки – это кузнечики и пауки.

– Ты тонко умеешь наблюдать жизнь, малышка, – усмехнулся господин Кондо. – Ну, лети!

Он поднял раскрытые ладони, и бабочка взмыла, трепеща крыльями, в сияние заката.

Киёми протянула к Ай руку. Когда тонкие, теплые пальчики дочери переплелись с ее пальцами, Киёми почувствовала, как поднимается в душе спокойная радость. Она снова поклонилась мудрому учителю.