В царстве пепла и скорби - страница 16

Довольству сердца? Да что ты знаешь о моем сердце? Оно ни разу не было довольно с тех пор, как я приехала в Хиросиму.

– Мы заметили, – продолжала Саёка. – Твое ки последние месяцы закрыто. Новый муж мог бы поднять тебе настроение.

Киёми взвесила слова Саёки и решила, что они нелепы. Она, Киёми, уже ходила этой дорогой, волею обстоятельств вступив в брак без любви из-за своего неверного поведения. Сколько еще ей расплачиваться за эту ошибку – не посчитаться с голосом собственного сердца?

Она вспомнила пьяного англичанина, который на танцах в Нити-Бэй просил ее выйти за него замуж. Люди запада совсем не ценят долг или обязанности, но их сердца легко поддаются эмоции любви. Почему же ее собственный народ должен лишать отношения радости? Должно быть в жизни что-то еще, кроме как рожать сыновей и подобострастничать перед свекровями.

– А вдруг с нами что-нибудь случится? – спросил Банри. – Если у тебя будет муж, ты и Ай сможете остаться здесь, у вас будет защита.

– В городе остались только старики.

– Есть и люди помоложе, – возразила Саёка.

– Ничто из этого чести вашей семье не принесет.

Банри выпрямился, лицо у него покраснело.

– Пять худших пороков, поражающих женский ум, это непокорность, недовольство, злословие, ревность и глупость. И худший из них – это глупость. Избавиться от них женщина может путем самоанализа и самонаказания.

Киёми поглядела на Банри, сощурившись:

– Вы считаете, что я веду себя глупо?

– Хай, – ответила Саёка.

Банри вытащил из пачки последнюю сигарету «кинси», прикурил от спички, сделал три затяжки и выпустил клуб серого дыма.

– Самое больше несчастье – то, что случилось с Дзиканом. Он мог бы быть тебе хорошим мужем.

Киёми помнила Дзикана неловким любовником, которого больше интересовали азартные игры и пьянство, чем жена. До того как организовали их брак, Дзикан проиграл приличную часть семейного состояния. Если бы ее тетя и дядя знали истинное финансовое состояние семьи Осиро, они бы никогда не согласились на эту партию – предпочли бы ей любой скандал.

– Киёми, ты должна помнить свое место в нашей семье.

Она посмотрела прямо Банри в глаза – ужасная грубость, которая его смутила, потому что он не выдерживал взгляда глаза в глаза:

– Я – мибодзин. Вы себе представляете, насколько трудно для овдовевшей на войне выйти замуж? И мне двадцать восемь. Захочет ли хоть какой-нибудь достойный мужчина такую старую жену?

Банри потер подбородок:

– Хай. Ты стара для невесты.

Саёка отмела эти возражения энергичным жестом руки.

– Ну вот и займемся этим. Найдем хорошую накодо. Сваху, которая поймет, что нам нужно. – Она огладила свое кимоно. – Твоя карма и твоя тень тебя никогда не покинут, Киёми.

Киёми вспомнила эту старую поговорку, подумав про накодо, выбирающую для нее мужа. Радости и горести всей жизни зависят от какой-то чужой женщины.

– Приношу свои извинения, если я вас оскорбила. Вы очень озабочены тем, что для меня лучше.

– Лучше помни о послушании.

Киёми прикусила язык, чтобы удержаться от ответа. Встав с пола, она поклонилась свекрам:

– Если позволите, я пойду мыть посуду.

– Хай. Иди мыть посуду, – сказал Банри. – Потом еще об этом поговорим.

Киёми вышла в кухню размеренными шагами, не выдающими ее чувств. Там она вцепилась в край раковины так, что пальцы побелели. Помни о послушании, говорит она мне. Забудешь тут, когда тебе каждый день напоминают.

Закончив на кухне, Киёми остаток вечера провела, протирая все деревянные поверхности в доме. Ай следила за ней взглядом, полным сочувствия, и Киёми больно было думать, что дочь уже столько знает о жизненных горестях.