– У меня ночью был кошмар, – объявила Ай.
– Все тот же?
Ай кивнула.
– Кто-то гнался за мной в темном доме.
Гэта стучали по брусчатке, стук отражался эхом от зарешеченных окон.
– Вы меня слышите, мама?
Киёми уверенно улыбнулась дочери.
– В твоем возрасте я тоже мучилась кошмарами. И мой дядя Хидэо мне сказал, что кошмары вызываются злыми духами. И еще сказал, что каждый раз, когда я просыпаюсь от плохого сна, надо попросить Баку, поедателя кошмаров, чтобы он проглотил этот сон. Тогда кошмар превратится в доброе предзнаменование.
– И это правда?
– Тебе надо будет самой попробовать.
– Хорошо, мама. Я попробую.
Они свернули на улицу Накадзима-Хондори в направлении Мотоянаги-мати и реки Хонкава. Улица, кипевшая жизнью, отходила от Старого Саниосского шоссе. Здесь толпились покупатели, била ключом жизнь в магазинах. А сейчас дул ветер, щелкал перед пустыми зданиями канбан, и взывали к опустевшей Хиросиме вывески магазинов.
Мать с дочерью миновали закрытый ставнями обувной магазин Яно, писчебумажную лавку Савамура, лакокрасочный магазин Омото. Киёми остановилась перед закрытым книжным магазином Тада, вспоминая, как проводила тут долгие часы, листая книги. Господин Тада добыл ей контрабандой экземпляр «Сестер Макиока» еще до того, как правительственные цензоры окончательно запретили эту книгу.
Господин Хамаи подметал тротуар возле своей парикмахерской – одного из немногих заведений, выживших в обстановке военных лишений. Увидев Киёми и Ай, он улыбнулся.
Киёми остановилась перед ним и поклонилась.
– Доброе утро, господин Хамаи.
Господин Хамаи прижал метлу к груди и поклонился в ответ.
– Доброе утро, Киёми-сан и Ай-тян. Какой чудесный день сегодня!
– Как идут ваши дела?
– Самым наилучшим образом. Спасибо, что спросили, Киёми-сан.
– Доброго вам дня, – сказала Киёми и, снова поклонившись, двинулась дальше.
Ай приблизилась к ней и прошептала:
– А почему заведение господина Хамаи все еще работает, когда столько других закрылось?
– Магазины не могут работать, если им нечего продавать. А стричься мужчинам все равно нужно.
По улице прогрохотал армейский грузовик, взметая колесами пыль. В кузове стояли солдаты с усталыми лицами. Они совсем не были похожи на тех гордых людей, что маршировали когда-то по улицам города к гавани Удзина, отправляясь на войну, а публика встречала их криками восторга и взмахами флагов с изображением солнца.
Возле бывшего магазина одежды Матоя Киёми свернула в переулок, ведущий к школе, увлекая за собой Ай. В переулке царил полумрак, и Киёми невольно вздрогнула, раздумывая над вопросом Ай. Обычно девочка никогда не спрашивала о войне, будто если о ней не говорить, то ее и не будет.
В конце переулка вновь показалось небо, приветливый и теплый солнечный свет. Слева в молчаливом покое раскинулось кладбище, и черные надгробия поглощали утренний свет. Справа на детской площадке национальной школы Накадзима праздновала новый день молодая жизнь. Слышались радостные крики и детский смех. Двухэтажное деревянное строение уходило вдаль в виде буквы Г. Часть площадки была превращена в Сад Победы. Площадка казалась больше, потому что детей с третьего класса и старше эвакуировали в храм Соходзи в районе Мирасака-тё. Мальчишки, похожие в противовоздушных капюшонах на маленьких самураев, боролись друг с другом. Другие запускали волчки или играли в шарики. Девочки играли в «апельсины и лимоны», в
