Он повернулся уходить, но тут чей-то голос крикнул ему:
– Эй, вы!
Японец в застегнутой на все пуговицы белой рубахе с длинными рукавами и джинсовых штанах стоял на палубе рыбачьей лодки, стоящей на якоре у пирса. И будто смотрел прямо на Мику. Мика двинулся к лестнице, и человек крикнул снова:
– Эй, американец! Сюда, к нам!
Мика повернулся к лодке.
– Вы меня видите?
– Вижу, конечно, – улыбнулся человек.
Мика двинулся к лодке. Боль кольнула кожу лба и разбежалась в стороны. Мысль об одиночестве наводила тоску, но мысль о компании других таких же беспокоила.
Рядом с тем, кто его позвал, сидел на бочке еще один японец, держа бутылку темного стекла. Обоим было где-то около тридцати лет, чуть больше или чуть меньше. У того, кто окликнул Мику, были короткие волосы, расчесанные на пробор, очки в черной оправе на переносице, а за стеклами – темные глаза, излучающие уверенность в себе. Похож на сотрудника университета, кожа светлая, руки без шрамов и мозолей.
Сидящий был одет в безрукавку и шорты. Широкие ссутуленные плечи заросли темной курчавой растительностью, нечистые волосы на слишком большой голове болтались, как плети плакучей ивы. У него было брюхо борца сумо и кожа оттенка желудя. Украшением медвежьих лап служили многочисленные шрамы на костяшках.
Обоих этих людей окружало странное синеватое сияние.
Мика залез на борт. Сампан качался и скрипел, река пошлепывала по деревянному корпусу. На мачте, торчащей посреди палубы из какой-то конструкции вроде детского игрушечного домика, был поставлен единственный парус.
Стоявший протянул руку:
– Фрэнк Нацумэ. Очень приятно. – Он кивнул на своего товарища по экипажу. – А этот олух – Ода Баба.
Ода приветственно поднял бутылку.
– Добро пожаловать, американец.
Мика пожал руку Фрэнку. Он не ожидал, что она будет теплой, а пожатие – крепким.
– Мика Лунд.
Фрэнк скрестил руки на груди:
– Мы видели вчера, как падал ваш самолет. Соболезнования по поводу ваших друзей.
– Война, – сказал Ода. – На войне люди гибнут.
Он рыгнул.
– Не обращай на Оду внимания, он груб от рождения. – Фрэнк показал на стоящую рядом бочку. – Присаживайся.
Мика опустился на бочку. Ниже по реке старуха и ребенок исчезли в темноте под мостом. Сверху протарахтел трамвай. Мика кашлянул.
– А как получается, что вы…
– Тебя видим?
Мика кивнул.
– Да потому что мы, как ты – мертвые.
– А, понятно.
– Ты думал, ты только один такой?
– Я не успел еще особо об этом подумать. – На той стороне реки кормилась в песке стайка белых птичек. – А почему я чувствую себя живым?
– Тебе еще многое предстоит узнать.
– Очень многое, – добавил Ода и снова приложился к бутылке.
– А все мои товарищи погибли в катастрофе?
– Сколько там экипажа у «Б-29»?
– Одиннадцать человек.
– Я насчитал десять хитодама.
– Хитодама?
Ода потер рукой щетину на подбородке.
– Да, он же не знает, что такое хитодама.
Фрэнк выпрямился.
– Конечно же! Какой я дурак. Когда человек умирает, его душа выходит из тела в виде синеватого шара света, который мы называем хитодама. Души твоих товарищей вылетели в сторону моря. Я полагаю, к месту последнего отдыха. Будь они японцами и буддистами, полетели бы на север к горе Осорэ на полуострове Симокита.
Мика приподнял левую бровь.
– А что это такое – гора Осорэ?
– Ты все время забываешь, что он не японец, – заметил Ода.
– Да, прошу прощения. Осорэ – это вулкан. Как учат некоторые буддисты, душа отправляется к вулкану Осорэ и через кратер входит в Чистые Земли.
