В царстве пепла и скорби - страница 29

– Пойдем, я покажу тебе другую сторону города. Ту, которую ты не заметил.

Фрэнк вывел его с лодки и повел в город. С таким гидом иррациональный страх Мики перед живыми японцами рассеялся. Мимо группы солдат, куривших возле какого-то здания, он проплыл так, будто это были его старые друзья. Желтая дымка продолжала подниматься в направлении гавани подобно дыму завода, но дымовых труб Мика не видел. Он догнал Фрэнка и показал на деревянный дом:

– Они бы так легко не горели, если бы были каменные или кирпичные.

– Верно, – улыбнулся Фрэнк. – Но в Японии часто бывают землетрясения. Деревянный дом можно отстроить за пару дней.

– Если его снесут бомбардировщики, то вряд ли.

Улыбка Фрэнка погасла, сменившись выражением печали, признания поражения.

– Уверен, что у тебя были бы другие чувства, если бы речь шла о Беллингэме.

Мика промолчал. Чего Фрэнку не понять – так это того огня в груди каждого американца, который вспыхнул после Перл-Харбора, после раны, нанесенной японским вероломством. Слишком давно не жил Фрэнк в Сиэтле.

Фрэнк показал на груду красно-белых шаров, сложенных возле дома.

– Видишь вот это? Они набиты песком. Когда прилетают бомбардировщики, люди должны гасить пожары, бросая их в пламя. А вот эти цементные баки с водой – они для бригад с ведрами. Но все знают, что против мощи зажигательных бомб они неэффективны. Сколько человек погибло в первом налете на Токио? Девяносто тысяч? Если «Б-29» полетят на Хиросиму, этому городу придет конец.

Фрэнк вывел Мику на мост, дошел до середины и остановился. Мост Мотоясу был Мике знаком по аэрофотосъемке. Река струилась под ним, безмятежная в вечерних сумерках. Над синими холмами блеснула молния, упали капли моросящего дождя – прохладного, но освежающего.

– Странно, что мы чувствуем такие вещи, как дождь, – сказал Мика, подходя к стоящему у перил Фрэнку.

– Мертвые испытывают то же, что и живые, – ответил Фрэнк. – Даже боль.

– Мы ощущаем боль?

– Коснись пламени, и почувствуешь его жар, хотя ощущение быстро рассеется. И ты здесь не умрешь, Мика. Сунь голову в реку на час и увидишь, что будет.

Серое небо грозило накрыть собой город, но на северо-западе над горизонтом несмело пробивался белесоватый свет.

– Когда я мальчишкой приехал в Хиросиму, мы летом плавали в реке. И по очереди прыгали с моста – на девчонок произвести впечатление.

– И получалось?

Фрэнк усмехнулся:

– Нет. – Он показал на дальний берег, где наступающий прилив поглощал песчаное русло. – Во время отлива мы играли в бейсбол в русле реки. Меня мальчишки травили за слова, что «Янки Нью-Йорк» – лучшая в мире команда.

– Ну так это ж правда. В смысле, Рут, Гериг, Ди Маджио. Кто может быть лучше?

– Они считали, что хиросимский «Карп».

Мика представил себе, как Фрэнк играет в бейсбол на обнажившемся в отлив берегу. Он почти слышал удар мяча в кожаную перчатку, щелчок биты, посылающей мяч в небо.

Из серого тумана возникла женщина в однотонном черном кимоно. Она покачивалась из стороны в сторону, будто ее шатало ветром. В руках она что-то держала, и по ее щекам двумя хрустальными струйками лились слезы.

Мика ощутил какое-то напряжение, когда она вступила на мост, и по взгляду Фрэнка и его выступившим скулам было видно, что у него похожее ощущение. Мика подался к нему:

– Кто она?

– Не знаю. Но на ней похоронное кимоно.

Женщина, на вид лет двадцати пяти, прошла мимо Фрэнка и оперлась о перила. У нее были впалые щеки, запавшие глаза и бледная кожа. Поднеся к губам дрожащие руки, она что-то сказала непослушным голосом, потом раскрыла ладони – и из них выпорхнули клочки бумаги, медленно спускаясь к реке.