У Ливая ненависти к японцам не было. Даже после Перл-Харбора у него настроение было типа «Давайте положим этому конец», а не «Перебьем этих японских гадов». В школе он был влюблен в японскую девушку по имени Дзюн Томода. «Так что с того, что она японка, – говорил Ливай. – Красивая девчонка – это красивая девчонка. И спорить могу, губы у нее такие же сладкие, как у любой белой. Не отсекай себе возможности, Мика, пробуй все, что мир может тебе предложить».
Ты держал разум открытым, а они навеки закрыли тебе глаза. И что мне думать про это, брат? Принять, что я тут один посреди наших врагов, как миссионеры старых дней, пришедшие спасать этих людей? У тебя всегда на все были ответы. Где ты теперь, когда у меня столько вопросов?
Темные тучи уплыли на восток, забрав с собой дождь, и солнце коснулось темных холмов, заблестело на мрачных улицах. Фрэнк на ходу разъяснял необычные черты японской культуры.
– У японцев общество структурированное и с многочисленными правилами. Может быть, ты заметил, как они друг другу кланяются. И надо знать, кто кому кланяется и как кланяется. Они не показывают сожаления, разочарования, озадаченности. Улыбаются, скрывая истинные чувства. То, что они произносят публично, известно как татэмаэ. То же, что связано с сердцем и чувствами, которые скрываются, называется хоннэ. Большую часть времени в начальной школе занимает изучение правил, как быть хорошим гражданином и как занимать полагающееся тебе место.
– Господь всемогущий, так как же можно узнать этих людей, если они скрывают свои мысли?
– Это непросто, особенно с женщинами. Они разговаривают между собой, но хранят молчание, если рядом мужчина. И если японские женщины с тобой говорят, они не всегда говорят то, что хотят сказать.
– Точно как женщины дома, в Штатах.
– Да, некоторые из них. Есть японское выражение, применимое к женщинам: исиботокэ мо моно во иу. Это значит: «Даже просветленный иногда что-нибудь говорит».
– Ты на родине следовал этим правилам?
– Смеешься? Я вырос на Дике Трейси и хот-догах. Я больше американец, чем японец, просто выгляжу иначе.
Подходя к мосту Айои, Мика вспомнил инструктажи на Сайпане. Иногда офицер-инструктор называл японцев как недочеловеков, червей или того хуже. И ни один из этих терминов вроде бы не подходил ни Фрэнку, ни жителям Хиросимы.
Не будь идиотом, сказал он себе. Много хороших американских парней теперь червей кормят из-за этих гадов. Но все ли они гады? Все ли японцы ненавидят американцев? Все они хотят видеть гибель Америки?
У Мики было такое чувство, будто он уже знает ответы, а это значило, что начальники ему врали. Огненное море катилось по городам Японии, и он участвовал в разжигании этого огня. Как сказал Ода? «Это война, а на войне гибнут люди». Вон так это просто?
– Я этот мост переходил вчера, когда шел за ней.
Фрэнк глянул на него вопросительно:
– Это ты о ком?
Мика замялся.
Воздух остался влажным, и тяжело пахло дождем. Мика сжал в карманах руки.
– Я переночевал в доме первого же человека, которого увидел после смерти. Это была женщина, работающая на заводе. У нее дочь учится в школе. Они живут с парой постарше. Женщина со старшей женщиной не ладят.
– Видимо, свекровь. Ядовитость японской свекрови по отношению к невестке вошла в поговорку. Наверняка женщина, за которой ты шел, – вдова войны. Живет, очевидно, где-то неподалеку.
Мика вспомнил, как женщина молилась перед фотографиями двух мужчин в военной форме. И поймал себя на ревности к этим мужчинам.
