Немец был обходительным, но самый добрый из попутчиков – русский из того же купе. Мое купе оставалось в моем полном распоряжении. По утрам соседи звали меня на чай и в карты. Моя ломаная русская речь их веселила – наверное, поэтому они меня полюбили.
Слева ехали молодой человек, сходивший в Перми, и бойкий мужчина лет сорока. Молодой пермяк мне очень нравился. Мы часто беседовали у окна в коридоре. Высоченный, он напоминал мне Бородина – такой же могучий, с добрыми голубыми глазами.
Вечером шестнадцатого прибыли в Новосибирск. Привезенная еда уже надоела, и я хлебала противное харбинское вино.
Сны. Кажется, за всю жизнь мне не снилось столько, сколько здесь. Будто путешествие во сне без пробуждения.
В Новосибирске сел мальчик лет пятнадцати. Поселился он, конечно, в соседнем купе, но сразу пришел ко мне, окликая: «Японка!». Выяснилось, что его мать – секретарь женского общества в Москве, и он едет к ней после года разлуки.
«Я пионер!» – бодро заявил он и убежал.
Сибирский поезд третьего класса – спокойное и веселое место.
Семнадцатого утром пришли за заказом на обед. Я согласилась. Официант открывал дверь и спрашивал: «Обед?». Достаточно ответить «да» или «нет».
Пермяк, кажется, впервые заказал обед и радостно щелкал пальцами. Прижавшись лбом к окну, я смотрела на чахлые березки, гнущиеся под метелью. Пермяк запел песню в духе танго. Русские так любят петь!
Мне даже пришло в голову: может, сойти с ним в Перми и стать его женой? Но разница в росте – почти два фута, да и языка я не знаю. Впрочем, до Перми еще далеко – есть время подумать.
Смешно, правда? Но в этом скучном путешествии только мечты и скрашивали дорогу. Чем же заняты пассажиры первого и второго классов?
На обед мы отправились с пермяком, немцем и его соседом – минчанином (так я прозвала его, потому что он сходил в Минске, у польской границы).
Меню: суп, омлет (без мяса), мучное блюдо (типа клецок), пудинг. В токийском кафе «Хонго» это стоило бы двадцать копеек. Здесь – три рубля (около трех иен).
«Горько, как хинное дерево» – вот что я почувствовала.
За столиками – офицеры и дамы с яркой помадой. Дамы, правда, больше походили на интеллигенток – кофты с распущенными нитками. Крестьянки носили блузы, как у художников. В Японии женщины разве что на черной работе – здесь же они строили железную дорогу.
За неделю из окна вагона я увидела русских женщин бодрыми, даже грубоватыми. Чеховские или горьковские героини теперь, видимо, роскошь. Хотя и здесь встречались интеллигентные дамы, красящие ногти в коридорах первого класса.
Яблоко стоило рубль, яйцо – пятьдесят копеек. Но больше всего поразили «императорские суши», продававшиеся после Байкала. Я даже швырнула журнал и закричала: «Опять!». Два штуки за рубль. Думала, внутри рубленое мясо, но оказалось – клецки в кляре.
Впервые в жизни я делала такие бессмысленные покупки. Маленький цыпленок-гриль стоил пять рублей – не по карману. Хотелось молока, вареных яиц, но цены кусались.
Сибирский холод особенный, страстный. На каждой станции пассажиры выходили прогуляться по скрипучему, как крахмал, снегу. Все в утепленных пальто и войлочных сапогах, которые они называют валенками.
Дотронешься до металлического поручня – больно. Проводник предупредил: долго держать нельзя – пальцы примерзнут.
Приятно удивило, что на станциях давали бесплатно кипяток. На крупных остановках проводник спрашивал: «Чай?» – и относил мой чайник за водой. Сахар я давала свой, и мы пили чай в его купе в компании четырех-пятерых человек. Иногда я сама приносила заварку.
