Читать онлайн Фумико Хаяси - В сибирском поезде. Сборник рассказов и эссе

В Чанчунь я прибыла ночью двенадцатого ноября. Дыхание уже превращалось в белый пар, но снег ещё не шёл. В отличие от прошлого года, когда я приехала с пустыми руками, теперь у меня было четыре чемодана, а вокзал кишел солдатами – не до носильщиков. Пробравшись сквозь ряды японских военных с блестящими штыками, я наконец оказалась в полутемном зале ожидания. Тут были киоски, обменник и чайная. Потягивая пятисентовый лимонный чай, я размышляла о предстоящем долгом и неясном пути.

«Недавно одного сотрудника ЮМЖД между Харбином и Чанчунем вытащили из поезда – до сих пор не нашли», «Говорят, консула в Цицикаре зверски убили» – такие разговоры я слышала в поезде по пути из Шэньяна. Везде только и разговоров, что о войне, но меня это как-то не задевало. В конце концов, умереть можно где угодно – с этой странной решимостью я несколько раз выходила на перрон, перетаскивала чемоданы в зал и рассеянно разглядывала витрины. В прошлом году здесь продавали потрёпанные открытки с актрисами Курисимой Сумико и Такао Мицуко, но теперь их не было – лишь острое чувство одиночества в чужом краю.

Здесь мне очень помог сотрудник «Джапан Турист» – китаец, и от этого было как-то неловко. Я наивно поверила его словам «хотя бы на этом участке стоит ехать вторым классом» и поменяла билет на спальное место второго класса между Чанчунем и Харбином. Было тревожно, но я почему-то восхищалась: «Деньги всё-таки дают свои преимущества».

«Если запереть изнутри вот так, всё будет в порядке», – молодой китаец-клерк несколько раз показал, как работает замок. Отсюда обслуживают русские проводники, которые рады чаевым в японской твердой валюте. Заперев дверь со словами «ну вот и хорошо», я переоделась в пижаму, и вдруг почувствовала звон в ушах, будто оказалась в горах. Наверное, от непривычной тишины. От поезда до перрона было довольно далеко. Когда состав тронулся, китаец-проводник пришёл заправлять постель. Он сходил на следующей станции, поэтому, когда он застилал постель, я положила ему на поднос от чашки мелкую монетку. Мне говорили, что можно и не давать, но он был так учтив, что не дать было невозможно.

В четырёхместном купе я оказалась одна. Стало немного жутко, но я решила просто запереться и лечь спать. Подняв глаза, я увидела, что мой номер – тринадцатый. Да и в Харбин мы должны были прибыть тринадцатого. Мне стало не по себе, и я принялась жевать освящённый рис, который дала мне мать. Смешно называть меня суеверной, но я до сих пор с нежностью вспоминаю эти детские чувства…

Утром тринадцатого, около восьми, мы без происшествий прибыли в Харбин. Мой поезд почему-то застрял между товарными составами, и портье из «Североманьчжурской гостиницы» меня не встретил. Пришлось нанять русского носильщика, чтобы тот отнёс четыре чемодана хотя бы к выходу со станции.

Зимний Харбин мне нравится больше, чем летний. Пейзажи холодных стран хороши именно в холоде. Воздух был хрустальным, и это приятно щекотало нервы.

«Японская гостиница. Хокман» – этих слов оказалось достаточно, чтобы русский извозчик меня понял. Автомобиль мчался по старой булыжной мостовой, и я съёживалась от страха, когда мы прорезали ряды марширующих китайских солдат.

Итак, первое испытание позади, но впереди – главное сражение, которое предстоит выдержать сегодня вечером.

Повторюсь вновь: я люблю Харбин. Может, из-за дешевизны, а может, из-за одиноких прохожих, бредущих без цели… В «Североманьчжурской гостинице» меня все помнили. Те же самые служанки, что и в прошлый раз.

«У вас тут всё спокойно?» – с этих слов начались наши приветствия. В Харбине было куда мирнее, чем я представляла в Японии.

«У нас вообще ничего не происходит», – смеялась служанка из Нагасаки, говоря, что Харбин – тихое место. Один вид из окна заставлял задуматься: «Где же эта война?».

«Японского чая с рисом вам теперь не скоро попробовать», – и я заказала на завтрак мисо-суп и соленья.

«Недавно тут останавливалась одна японка, тоже одна».

«И она благополучно добралась до Сибири?»

«Да, вроде благополучно. Уезжая, она тоже ела японскую еду и говорила что-то вроде „может, умру“… Грустно так…».

Похоже, это была учительница музыки по фамилии Сёдзи. Я думала поехать с ней из Токио до Парижа, но она путешествовала вторым классом – не по моим средствам, – и я отстала на шесть дней.

«Ей повезло. А я смогу перебраться благополучно?..».

Пока мы разговаривали, пришли новости: из Цицикара эвакуировали всех женщин и детей. Служанки уговаривали меня остаться на пару дней и выжидать, но если бы я стала ждать, то точно застряла бы. Поэтому я твёрдо решила уехать с поездом в три часа дня.

Из Харбина в Сибирь ехала только я одна из японцев. Были ещё несколько иностранцев – немецкий торговец оборудованием, два-три американских журналиста, да и всё. Остальные пассажиры – китайцы.

«Одна японка едет в Германию, но говорит, что подождёт пару дней и посмотрит, как будут развиваться события».

Но у меня не было денег ждать, и я решила все-таки сесть на поезд. Отправилась за покупками: предстояло готовиться к холодам, а если питаться в сибирском вагоне-ресторане, это вышло бы слишком дорого. Поэтому я купила одеяло и провизию.

Красное одеяло, купленное в Харбине, стало моей дорогой реликвией. В Париже я использовала его как подстилку.

Я купила дешёвую корзину из лозы и стала складывать туда продукты. Впервые ехала в Сибирь, и, хотя старалась покупать с умом, многое упустила.

Купила бутылку вина, но оно оказалось харбинским – горьким и противным. Ещё взяла чёрный чай, десять яблок, пять груш, карамель, три вида колбасы, две банки тушёнки, два лимона, масло, коробку сахара, два батона хлеба, желе. А также чайник, сушёное мясо, ложку, алюминиевую кружку. Спиртовку, перекись водорода, соевый соус, спирт и соль мне дали в магазине «Мидзогути» – всё это очень пригодилось.

Не успела даже в баню сходить – уже пора было на вокзал. Господин Кобаяси из «Майнити» предложил отправить телеграмму, чтобы меня встретили в Цицикаре или Москве – для одинокого путника это большая радость.

Я снова поменяла билет на спальное место второго класса. Всё шло не по плану, но если подумать, что я провела бы эти два-три дня в Харбине, просто наблюдая за ситуацией…

Я успокоилась и машинально взглянула в окно – и впервые с ужасом увидела своё осунувшееся лицо.

Что касается багажа, то вместо четырёх маленьких чемоданов лучше взять один большой и дорожный саквояж для мелочей. Моей соседкой по купе оказалась русская старушка, сходившая в Хайларе. С седыми волосами, но в красной кофте и шляпке, она выглядела на тридцать.

Критический момент наступал около девяти вечера, но слова этой русской женщины «всё будет хорошо» немного успокоили меня.

Четырнадцатое. Я услышала отдалённые звуки войны – отзвуки ружейных выстрелов в небе. Сначала подумала, что это хлопушки, но вскоре звук изменился, став похожим на раскаты грома или стук ткацкого челнока.

С девяти вечера тринадцатого до рассвета четырнадцатого на каждой станции китайские солдаты громко стучали в двери вагонов.

Когда раздался особенно сильный стук, русская женщина напротив громко что-то крикнула. Наверное, что-то вроде «здесь женщины, не шумите!». Я жестами показала, что там, наверное, драка, и что мне страшно. Русская, должно быть, поняла меня и рассмеялась: «Да-да!».

Мы вместе ужинали в вагоне-ресторане. Мне хотелось отблагодарить её, но я не знала как – и подарила бумажный шарик, купленный на Гиндзе перед отъездом. Даже утром она надувала его и радовалась: «Спасибо!». Как ребёнок.

Я думала, что бумажные шары подходят только бледнолицым азиатам, но они удивительно шли и этой русской старушке. Жестами она объяснила, что была учительницей – наверняка из белых эмигрантов.

Разноцветный шарик кружился в воздухе, создавая радостное настроение. Шторы были плотно задернуты. В Хайлар мы прибыли около десяти утра.

«Мы больше никогда не встретимся», – подумала я, и, как только мы разжали руки после прощального рукопожатия, тут же раздвинула шторы, чтобы в последний раз увидеть бодрую фигуру старушки, шагающей по перрону.

До Парижа… да и в столице Франции я встретила много добрых попутчиков. Ничем не могла отплатить им, и мы просто забывали друг друга…

У русского шлагбаума на станции китайские солдаты и американские журналисты о чём-то смеялись, пожимая руки.

По какой-то причине сибирское небо на горизонте казалось очень азиатским, и лица китайцев выглядели удивительно спокойными… Хотя, возможно, у каждой страны есть свои тигры, которых та носит на спине…