Он подошёл к доске и снял с неё три снимка: грудь женщины с порезами в виде полукруга, шея мужчины, на которой едва виден штрих, и спина подростка, иссечённая тонкими линиями, как будто от ногтей.
Он разложил их на столе, провёл пальцем по снимкам.
– Ты разговариваешь, ублюдок, – прошептал он. – Просто слишком тихо.
Рядом с фото лежали протоколы. Он их перечитывал десятки раз. Но только сейчас, когда он уже начал забывать, в глаза бросилось одно совпадение. В каждом случае на теле был незавершённый элемент – линия, остановившаяся на полпути. Как будто убийца что-то начинал, но не закончил.
– Почему ты не заканчиваешь? – пробормотал Дэвис. – Или это и есть конец?
Он встал, взял маркер и начал рисовать на стекле. Первую линию, вторую, поворот. Они не соединялись. Но если смотреть не как на «рисунок», а как на движение руки, то вдруг возникал ритм. Жест.
– Рука. Левая. Он левша, – сказал Дэвис вслух, и его собственный голос прозвучал неожиданно уверенно. – Не только потому, как глубже срезано слева, а потому, как ты уклоняешься от симметрии. Как будто она тебе противна.
Он вернулся к досье на Габриэля Моргана – подозреваемого, который ранее проходил по делу о нападении, но был отпущен за отсутствием улик. Бывший художник, преподаватель в колледже, уволен за «неподобающее поведение». Левша.
Дэвис покачал головой. Слишком просто. Если это он – почему тогда такой масштаб? Почему так много промежутков? Почему такие… переходы от одной манеры к другой?
Он снова посмотрел на фото.
– Ты не просто убиваешь. Ты пишешь, – сказал он, – и каждая смерть – как новая глава. Но все главы заканчиваются на одной и той же строчке.
Дэвис подошёл к окну. За ним раскинулся Детройт – неон, бетон, вечер. Он знал этот город, как старую рану. И он знал: убийцы – не машины. У них есть привычки. Тени, которые ходят за ними. Паттерны.
Он вернулся к доске, взял нитку и начал соединять фото по точкам: места убийств, время суток, тип оружия, сила удара. Карта запестрела линиями. И вдруг…
Угол.
Он отступил на шаг. Пять линий сошлись в одной точке. В углу карты. В буквальном углу. Пустой лот на пересечении бульвара Клэй и Сент-Обин. Заброшенный ангар. Ни камер, ни охраны, ни освещения.
Именно в углу сходились траектории. Как будто убийца, совершая всё это в разных точках города, всегда возвращался туда.
– Ты чертишь круг, – произнёс Дэвис. – А я стою в его центре и не вижу тебя.
Он схватил куртку, схватил пистолет, вышел из кабинета, не сказав ни слова.
И уже в машине, на скорости, закуривая и глядя в дождь, он шепнул сам себе:
– Ты не оставляешь улик. Но ты оставляешь ритм. И я начинаю слышать музыку.
5. Первый философский текст в пакете жертвы
Ветер врывался сквозь щели заброшенного склада, где вечером нашли тело шестой жертвы. Тело было аккуратно положено на бетонный пол, словно на постамент, а рядом с ним – неприметный черный пакет с замком-молнией. Шериф Дэвис с интересом заметил, что на этот раз маньяк оставил не только порезы и символы на теле, но и кое-что новое – письменное послание.
Аарон и его напарник Джейсон стояли над пакетом, осторожно раскрывая его. Внутри лежала папка с несколькими листами, аккуратно сложенными. На верхнем листе был напечатан текст – не просто записка, а что-то, что выглядело как философский трактат, написанный от руки.
Аарон расправил страницу и начал читать вслух:
«В каждом углу круга скрыта истина, но не для тех, кто ищет прямые линии. Боль – не наказание, а язык, на котором говорит вселенная. Тот, кто боится смотреть в бездну, никогда не услышит её голоса. Смерть – не конец, а лишь переход, дверь, открытая нараспашку…»
