Лестница была деревянной, местами подгнившей от сырости и постоянно шаталась. Они поднимались уже минут пять, дно погреба давно скрылось во мраке, а конца лестнице все не было. Алеше стало не по себе от этого затянувшегося подъема.
– Семен! – позвал Алеша. – Долго еще?
Последние пару минут матрос лез абсолютно молча, и Курбатов вдруг потерял его из виду.
– Семен! – завопил он.
Никакого ответа.
Алеша ощутил, что его сердце набирает обороты, а ладони покрываются ледяным рассолом. Он замер, посмотрел вверх, затем вниз, затем по сторонам. И вверх, и вниз лестница уходила в бесконечность царящего в погребе мрака, и не было видно, где она начинается и заканчивается. Стен тоже не было видно. Единственной реальностью оставалась сама лестница. Почувствовав, как от страха у него развязываются шнурки на ботинках, Алеша решил, что просто стоять и бояться глупо, и стал спускаться. Минут двадцать он честно спускался, пока наконец понял, что эта затея так же безнадежна, как и подъем.
Легкое головокружение, подкатывающая тошнота, и:
– Вот скотство! – сказал сам себе Алеша.
– Вот скотство! – крикнул он невидимым стенам.
– Вот скотство! – крикнул лестнице.
– Вот скотство-о-о!!! – заверещал Алеша, отталкиваясь что было сил от лестницы и падая в черную бездну бесконечного погреба…
Проснулся Курбатов от того, что прямо над ухом громко кукарекал петух.
Он открыл глаза и увидел, что лежит на зеленом лугу, в зарослях клевера и ковыля. Светило солнце, гудели стрекозы и пчелы.
Алеша поднял голову, привстал. Неподалеку стоял небольшой сарай и рядом стог желтого сена. По лугу бегал молодой петух и истошно горланил, а за петухом с серпом в руке гонялся матрос Семен. Из-за стога доносилось чуть слышное пение и негромкий смех.
– Семен! – позвал матроса Алеша. – Ты чего?
Семен изловчился, прыгнул и в полете швырнул в петуха серп. Серп просвистел над землей, срезая головки одуванчикам и подорожнику и стукнул петуха рукояткой по гребешку. Крякнув по-утиному, петух покатился по траве. Матрос шустро подскочил, схватил беднягу и резким рывком скрутил ему шею.
– Наконец-то! – выдохнул облегченно. – Попался, гаденыш!
Алеша встал и подошел к матросу.
– Проснулся? – не то спросил, не то просто констатировал Семен.
– Ага, – кивнул Алеша. – А что случилось-то?
– Ты уснул прямо на лестнице. И упал. Не помнишь?
Алеша отрицательно помотал головой.
– А я достал тебя, – продолжал Семен, – положил на траву, сам же пошел к колодцу, топиться. Иду топиться и вижу, петух этот скачет. Нет, думаю, дудки! Не уйдешь от меня! Ну, я серп, что у колодца валялся, хвать – и за ним. Минут десять бегал. И вот, поймал-таки! – потряс убиенным петухом перед носом Курбатова. – На, дарю.
Алеша, взяв петуха, посмотрел в сторону стога, откуда все еще доносились переливы звонкого смеха. Теперь к ним еще и гармонично примешивалось звяканье расстроенной гитары.
– Семен, а кто там за стогом? – спросил Курбатов, кладя петуха в траву.
– Когда мы с тобой вылезли из погреба, туда завернул неизвестный мужик в сопровождении двух каких-то старшеклассниц, – поведал Семен. – Прелюбодеи, ясно же.
– Так это, наверное, Жерар! – обрадовался Алеша. – Ну конечно, кто еще? Школьниц спаивает!
– Все пьяные были, это точно, – брезгливо поморщился Семен и сплюнул.
– Айда к ним, – потянул Алеша Семена за рукав в сторону сена.
– Нет! – отдернул Семен руку. – Ступай один, а мне еще топиться надо. Я лучше к колодцу пойду.
