В доме стояла тишина такая, что было слышно, как дождь тонко стекает по стеклу, будто кто-то пальцем проводил по оконному стеклу, в такт её сомнению. И вдруг – щелчок. Тихий, почти неуловимый. Палец коснулся экрана. Кнопка нажата. Отправлено.
Сердце дрогнуло – так же, как когда-то в юности, когда звонишь тому, кто тебе нравится, и не знаешь, ответит ли. Только теперь всё было иначе. Теперь она звонила себе.
Несколько минут спустя телефон пискнул. Уведомление. Нина поднесла его ближе к глазам, затаив дыхание. Как будто подтверждение значило больше, чем просто цифровая запись. Как будто это был первый шаг куда-то, где она давно не была.
Нина, здравствуйте! Мы рады сообщить, что вы успешно зарегистрированы на пробное занятие по бурлеску в это воскресенье в 12:00. Занятие бесплатное. Просто приходите. Мы уже ждём вас – такими, какие вы есть. С любовью, команда BURLESQUE YOU.
Нина смотрела на сообщение долго. Губы сложились в улыбку – неуверенную, но настоящую. Она встала. Подошла к зеркалу. Посмотрела на себя. И впервые не подумала: "Старая". А подумала: "Ну что ж…"
Через пару минут она взяла трубку и набрала Марию.
– Алло! – тотчас откликнулась подруга, как будто ждала у телефона.
– Мария, я тоже не смогу прийти в выходные.
– Опять? – вскипела та. – Да что ж вы все, как сговорились? Одна не может, другая не хочет! Я, значит, тут с пирогами, как дура…
– Мария, прости. Просто… у меня свои дела.
– Ну конечно. У всех свои дела, – проворчала подруга. – Хорошо, не хочешь – не надо.
– Спасибо за понимание.
Нина отключилась.
И тут, впервые за долгое время, ощутила настоящую лёгкость.
В доме снова стало тихо. Но тишина была уже другой. Не ледяной, не звенящей от пустоты. Она была… мягкой. Как свежевыстиранное одеяло, как глоток тёплого молока на ночь. Не давящей, а дающей пространство.
Нина сидела у окна. С чашкой, которую уже не пила. Смотрела, как дождь лениво стекает по стеклу. Впервые за много месяцев у неё был план на выходные – не траур, не обед, не вежливый визит, а что-то совершенно для себя.
Она подумала о воскресенье. О зале. О людях. О том, что скажет, когда зайдёт. И, странно, не почувствовала страха. Только лёгкое волнение – как будто что-то внутри просыпается, и пока боится говорить вслух.
Она перевела взгляд на туфли – вишнёвые, лакированные. Стояли у стенки, ещё в коробке, как тайна. Нина подошла, осторожно открыла крышку. Провела пальцами по ремешку. Её туфли. Для чего-то большего, чем просто шагать по квартире.
В зеркале мелькнуло отражение. Она поймала его взглядом. И впервые за долгое время не отвела глаз. Просто смотрела. На себя. На ту, которая ещё помнит, как это – быть живой. Она улыбнулась. Чуть-чуть. Совсем по-настоящему.
Нина проснулась ещё до будильника, хотя никакого будильника у неё и не было. Просто открылся глаз, и всё стало ясно: сегодня – тот день.
За окном всё ещё было серо. Мир не торопился просыпаться. Но внутри Нины уже что-то звенело – негромко, едва ощутимо. Как тонкий металлический ободок воспоминания, как хрупкий звук старого кулона, что когда-то касался её ключиц, пока она шла навстречу утру.
Она лежала пару минут, глядя в потолок. Потом поднялась. Медленно, как будто каждое движение требовало отдельного разрешения.
В ванной подольше, чем обычно, держала ладони под струёй воды. Будто пыталась смыть тревогу. Она знала, что может передумать в любую минуту. И боялась именно этого – что в последний момент вернётся "старая она" и всё отменит.
