Примерка была быстрой. Туфли словно ждали её – сели идеально, точно знали, на чью ногу хотят попасть. Когда она вышла, в руках была коробка. Вишнёвая, как и туфли. И в глазах – блеск, которого давно не было. Да, ей шли. Ещё как.
Дома Нина только успела поставить сумку на стол, развязать платок и повесить пальто, как зазвонил телефон. Экран мигнул знакомым, но редким именем – Анна. Внучка. Та, что раньше присылала рисунки с радугами и кривыми солнышками, а теперь – короткие голосовые, сухие и всегда на бегу. Сердце Нины откликнулось почти с волнением – как перед чем-то неожиданным, немного важным и, может быть, добрым.
Она нажала «принять», и почти сразу в трубке раздалось:
– Бабушка! Ну наконец-то я тебя поймала! Ты как, как себя чувствуешь?
Голос Анны был как солнечный лучик, случайно заглянувший в старое кресло у окна – тот же, что в детстве, только стал чуть ниже, взрослее, с оттенком усталости большого города. Но всё такой же родной.
Нина улыбнулась – непроизвольно, мягко, так, как улыбаются только на голос близкого человека:
– Всё хорошо, милая. Вот только с дождём борюсь – он, как назло, за мной по пятам. А у вас как?
– Та же погода, – рассмеялась Анна. – Только у меня она внутри: работа, беготня… не успеваю вынырнуть. Ну ты знаешь. Соскучилась по тебе.
– И я, – ответила Нина, почти шепотом. Эти слова прозвучали тише остальных, но именно в них была вся правда.
Они говорили ещё несколько минут – о здоровье, о погоде, о новой коллеге Анны и о старом соседе Нины, который теперь почему-то всегда ходил в кепке. Слова текли легко, без напряжения, как ручей между камней. И вдруг, сама не зная зачем, Нина сказала:
– Ты знаешь, у нас тут бурлеск открыли. Прямо через дорогу. Танцы такие… с перьями. И, между прочим, для всех возрастов. Представляешь?
На другом конце повисла пауза. Потом – взрыв смеха. Чистого, неожиданного, заразительного.
– Бабушка, да это же шикарно! – выдохнула Анна. – Ты должна пойти! Серьёзно, я прям вижу тебя – ты такая, в перьях, с этим взглядом «а мне всё можно». Музыка, свет – шикарно же! Я бы сама пошла, если б у нас тут такое было.
– Да куда мне, – отмахнулась Нина, но голос уже улыбался вместе с ней.
– А вот и не «куда», – уверенно перебила Анна. – А «именно туда». Только пообещай, что подумаешь. Правда. Мне кажется, тебе это прям очень-очень надо.
Нина ничего не ответила сразу. Просто слушала, как внучка продолжает что-то говорить, живо, вдохновлённо, с той лёгкостью, которой ей так давно не хватало самой. И вдруг почувствовала: может быть, и правда стоит хотя бы попробовать.
Разговор стих. Но внутри Нины что-то едва заметно сдвинулось – как если бы занавеска вдруг дрогнула от лёгкого ветра и упала по-новому. Свободнее. Живее.
– Целую, моя дорогая.
– И я тебя, бабуль. Только, пожалуйста… не живи в паузе. Лови музыку, если она уже рядом.
Звонок завершился. А слово «бурлеск», случайно сказанное вслух, осталось в комнате – будто аромат духов, который вдруг оказался ей по вкусу. Не чужой. Не чуждый. А её.
Нина сидела на диване, с телефоном в руке, будто тот весил полтонны. Экран светился тускло, в нём отражалось её лицо – чуть растерянное, слегка сосредоточенное. Открытая вкладка гласила: "Бурлеск. Пробное занятие. Для всех возрастов."
Палец зависал над кнопкой «Зарегистрироваться», потом отступал, будто касание могло изменить что-то слишком важное. Она уже нажимала – и возвращалась назад. Трижды. Не от страха. Просто она ещё не до конца привыкла к мысли, что может хотеть. Что желание теперь – не глупость, не прихоть, не несвоевременность, а право. Её собственное.
