На кухне сделала кофе. Не пила, просто смотрела, как поднимается пар. Потом подошла к шкафу и начала выбирать. Ничего подходящего. Всё казалось или слишком простым, или слишком нарочитым. Наконец, нашла нейтральное: светлый джемпер, юбка до колена, туфли на маленьком каблуке.
Но остановилась у полки с коробкой. Вишнёвые туфли. Та самая пара. Открыла. Провела пальцем по лаку. И вдруг – надела. Просто чтобы «примерить». Встала у зеркала. Отражение не смеялось. Не осуждало. Только спрашивало: «Ты готова?»
Она глубоко вздохнула.
– Нет, – прошептала. – Но пойду.
Сумку взяла маленькую. Не потому что удобно – потому что хотелось чувствовать себя другой. Проверила время. До начала было чуть больше часа. Хватит, чтобы дойти. Или, если испугается – вернуться.
Она встала у двери. Вдох. Выдох. Рука на ручке. Щелчок. Дверь открылась.
Город не заметил, что для Нины сегодня особенный день. Он жил своей привычной жизнью: кто-то выгуливал собаку, кто-то нес пакет с макаронами, кто-то кричал кому-то в телефон. А она – шла. Медленно. Ровно. Как будто просто пошла по делам. Но каждая клетка её тела знала: это не обычная прогулка.
Туфли чуть жали. Или это ноги давно отвыкли от другого ритма. В сумке всё звенело – не от предметов, а от мыслей.
"Сейчас поверну обратно. Ещё не поздно. Никто не узнает. Скажу, что проспала. Что голова разболелась. Что дождь сильнее стал. Что…"
Она прошла перекрёсток. Знакомые дома мелькали мимо, как давно заброшенные воспоминания. Всё было слишком привычным. И именно это её пугало.
"Если сейчас сверну – так и останусь жить в том же круге. Платье – плед. Окно – единственный зритель. И чайник – лучший собеседник."
На остановке она на секунду остановилась. Посмотрела в витрину ларька. Там, в отражении – женщина. В пальто. С прямой спиной. Не робкая. Просто решающая.
Здание студии появилось впереди неожиданно. Не пафосное, простое. Серое, с вывеской, где слово "BURLESQUE YOU " было написано розовыми буквами. Под ними – «Для всех возрастов».
Нина остановилась. Сделала шаг назад. Потом снова вперёд. Рука коснулась дверной ручки.
"Ты же можешь уйти. Но если зайдёшь – то уже не будешь прежней."
Она вздохнула. Закрыла глаза на полсекунды. И открыла дверь. Внутри пахло древесиной и чем-то сладким – может, духами, может, страхами. Зал оказался просторнее, чем казался с улицы. Белые стены, зеркала, мягкий свет. На полу – коврики, стулья, стойка с яркими перьями и блёстками. Всё бы ничего.
Но все они были молодые. Гибкие, звонкие, в ярких лосинах, с блестящими губами и волосами, собранными в идеальные пучки. Они смеялись, перебрасывались фразами, делали селфи у зеркала, тянулись, крутили бёдрами в шутку, легко и уверенно, как будто жили в этом зале.
Нина застыла у входа.
Она хотела стать незаметной – но как будто наоборот: её заметили все. Или это она так чувствовала. Лицо горело. Плечи поджались. Ей вдруг стало неудобно за всё: за свой возраст, пальто, морщины, туфли, себя. Хочется развернуться, выйти, сказать: «Извините, я… ошиблась.»
Но она не двигается. Только стоит. Смотрит в зеркало. Видит рядом с собой – их. И себя. Резкая разница. Никаких скидок.
"Что ты тут делаешь, Нина?"
Она не знает. Но остаётся. И тут открывается вторая дверь. И в зал входит она – Лея.
Она появилась, как будто её уже не хватало. Не загремела каблуками, не хлопнула дверью – просто вошла. Высокая, вольная, с лёгкой походкой и изящным шарфом, повязанным так, будто это не ткань, а настроение. В волосах – цветок. В голосе – весна. Она не поздоровалась по списку. Она собрала зал взглядом. И только потом заметила её.
