— Ты больной шерстяной засранец, ты что девицу сожрать хотел? — возмутился я.
— Я? — ответил сам себе же. — Нет, я нашёл ведьму.
А? Я выбрался из-под девицы. Всмотрелся в неё. Ведьма сняла проклятие?
— Да? — спросил я у неё. Но она конечно не ответила, потому что была без сознания, а ещё её трясло и я чувствовал запах крови.
Всмотрелся в девушку. Раны на руках — два глубокий пореза, видимо от стекла, которое она хотела в меня воткнуть. Хотя нет. Воткнула же. Да.
— Ты снова человек! Здорово же!
И я хотел ответить сам себе, что да, только вот девочку жалко, совсем молоденькая и такая красивая, хоть конечно и помята основательно, но чего ещё ждать от кого-то, кто по лесу во тьме убегал от волка? Большого страшного и чёрного, как эта ночь, волка.
А? Я глянул в окно. Ночь… а я всё вижу!
Разочарование, разрывающее изнутри, заполнило меня, воспоминания, а точнее, знание, наконец, достигли моего ошарашенного происходящим разума.
— Не стал ты человеком, Кэйл… если бы стал, то ни одного проклятого выродка не рассмотрел бы. А ты видишь её прекрасно.
И я видел: светлые локоны волос, растрёпанные из платка и причёски, промокшее платье грязное и изодранное, руки в порезах и кровь… чую её кровь.
— Ох, твою, чего ты сидишь, идиот? Она же замёрзнет, заражение крови получит, помрёт! Эта та ведьма, которая тебе нужна, а ты сидишь и пялишься на неё?!
Я вскочил. Точнее, так себе это можно назвать словом “вскочил”. Из волка в человека всегда неуклюже и болезненно.
И я привык — каждую весну, чем ближе сияющий огнями праздник начала лета, я становлюсь менее подвержен чарам, которые обратили меня в волка почти сотню циклов назад. Я могу обращаться в человека, того, кем был когда-то. Время не властно надо мной, я остался таким же как был в тот день… или нет? Не знаю. Память играет со мной злую шутку. Когда я человек, то вспоминаю почти всё, но зверем внутри меня есть лишь злость, яростное желание охоты — выследить добычу, моего врага и отомстить, хотя я никак не могу вспомнить кому и за что.
Праздник приходит — единственная ночь, когда я могу стать человеком от заката и до самого рассвета, не оборачиваясь. Но после — очередной цикл в ненавистной шкуре, подгоняемый лишь гневом кипящим в моей животной крови.
Я вышел из дома.
— Кэйл, ты знаешь это место. Знаешь. Откуда?
Я осмотрелся. И вправду очень-очень знакомо. Я сделал шаг вперёд. Зрение не подводило меня в темноте — это…
— Ласта, — некогда селение, которое я прекрасно знал. — Вот там был дом пекаря, вот тут кузнеца. Кузнеца звали… звали… не помню. Но это точно Ласта. Что случилось?
Я замер в замешательстве, но потом вспомнил про девушку. Да. Точно. Надо согреть и перевязать раны. Там, воооон там, дом знахарки, старой Моран. Замер на пороге. Ребёнком бывал тут несчётное количество раз.
Зашёл внутрь. Ничего не изменилось. Остальные дома совсем плохи, но тут — Моран была ведьмой, а значит её дом остался нетронутым и в благости, да и пустил меня внутрь только потому, что знал мою кровь, другому на моём месте не поздоровилось бы.
Пройдя в большую основную комнату дома наткнулся на очень хорошо знакомое мне кресло-качалку и… скелет в женском платье в нём.
— Моран? — спросил я. Пустые глазницы потемневшего черепа смотрели, кажется, мне в самую душу. Отчего-то захотелось прикрыться, хотя за это долгое время к своей наготе уже привык. — Прости, немного без одежды. Волки штанов не носят. Но, помнится, тебя это не очень смущало, да? Не против, если я тут немного кое-что поищу — у меня там девушка, её нужно согреть и перевязать раны. Уверен, что твои заговоренные травы будут к месту. А где перевязки, я помню.
