Ведро и Галактический Ковчег - страница 7



.


– Чёрт! – прошипел Дракон. – Вы… вы… юрист!


– Более того, – Барбара сверкнула глазами, – я умею цитировать сноски. И помню где.


Дракон упал на колени, выпуская облако сгоревших налогов.


– Вы победили… Принцесса – ваша… Но… скажите честно: вы ведь не подавали годовой отчёт за 3124 год?


– Нет, – сказала Барбара. – И горжусь этим.


Принцесса Психея


Психея оказалась девушкой в футуристическом платье с табличкой «Эмоциональный заложник года».

– Я… не хочу быть спасённой, если честно, – призналась она. – Я тут наконец-то научилась заполнять форму 13-Б без нервных срывов.


– Но ты – сюжетный элемент, – пожал плечами Арчи. – Мы должны тебя освободить.


– Ладно, но я беру с собой эту стопку бланков. Они… красивые.


Принцесса пошла с ними. Дракон остался, грея себя моральным разочарованием и бухгалтерами-питомцами.


Портал открылся. Голос Ковчега прозвучал:


Вы прошли испытание Средневековой Симуляции. Следующий уровень: Лаборатория живых эмоций. Будьте готовы встретиться с тем, что вы чувствовали… но вытеснили.


– Ох нет, – простонал Арчи. – Только не снова!


– Погнали, – кивнул Пётр. – Мы прошли дракона-бухгалтера. Справимся и с собственными чувствами.


– Наверное, – добавил Базиль, – если не начнём влюбляться в грусть.

Глава 7. Эмоции с зубами, и у кого сегодня смена

Они вошли в следующий зал неохотно. Даже Базиль, обычно радостно квакующий на встречу любой угрозе, шёл с подозрительной настороженностью. Не потому что опасность была где-то рядом – она была в них.


– Лаборатория живых эмоций, – прочитал Пётр, разглядывая табличку у входа. – Доступ только для тех, кто когда-либо чувствовал что-то глубже, чем раздражение от перегрева тостера.


– Ну мы обречены, – сказал Арчи. – Я всю жизнь прятал эмоции под слоем иронии, сарказма и занавесок из лжи.


– Я вполне в ладах со своими чувствами, – сказала Барбара. – Я их архивировала, каталогизировала и приклеила им ярлыки.


– А я просто заливаю свои чувства борщом, – философски добавил Вася.


– А я – плаваю в них. Иногда буквально, – хмыкнул Базиль.


Они вошли.


Лаборатория выглядела как нечто среднее между психологическим центром, детским садом, психиатрическим музеем и галереей абстрактного ужаса. Вдоль стен – аквариумы, капсулы и сферические контейнеры с надписями: «Зависть», «Грусть», «Вина», «Стыд», «И вот это чувство, когда забыл выключить утюг».


– Вау, – сказал Арчи, – это, похоже, всё, что я старательно не анализировал с юности.


Из тумана перед ними вышел… человек в халате.

Точнее, не совсем человек.


Он был наполовину голограммой, наполовину проекцией, наполовину тревожное ощущение, что тебя кто-то оценивает. На бейджике – имя:


«Профессор Эмпато Боль-философ, старший исследователь по чувствам, комплексу и риторике»


– Добро пожаловать, – сказал он, двигаясь, как театр теней под успокоительными. – Сегодня у нас сеанс в формате «Глубинная прогулка по подавленному». Кто хочет первым встретиться со своей живой эмоцией?


– Я пас, – сказал Пётр.


– Слишком поздно, – ответил профессор. – Эмоции уже вызваны. Они… на подходе.


И действительно – из дальнего сектора выехали капсулы, каждая – с внутренним свечением. Через прозрачные стенки было видно: внутри – воплощённые чувства.


– Это… мои?! – в ужасе указал Арчи на капсулу, из которой вылезло нечто в плаще, с табличкой «Синдром Самозванца»