– Вот именно. Люди нынче взволнованы и не в ваших то интересах провоцировать их подобными действиями!
Джемма снова тряхнула рыжими волосами и сказала спокойно, хотя внутри всё кипело от возмущения:
– Благодарю, мистер Лэнгли, что печетесь о благополучии этого дома, но, поверьте, я знаю, что делаю.
Он тоже хотел бы сказать что-то другое, она видела по лицу, но отозвался нейтральным:
– В таком случае, доброй ночи, госпожа Фаррел.
Однако, ночь эта доброй не стала: в полночь прибежала служанка и разбудила задремавшую Джемму, сказав, что хозяин заходится кашлем. Послали за доктором Флоренсом, но, когда он приехал, для Фергюса Фаррела всё было кончено. Джемма рыдала на его уже бездыханной груди, и доктор, констатировав смерть, первым высказал девушке соболезнования в связи с кончиной супруга.
До утра Джемма проплакала у тела почившего, толком не понимая, что происходит: слуги уходили и приходили, приготовляя хозяина к похоронам, но она, потеряв близкого человека, казалась и сама умерла. Так ныло сердце... И такой одинокой она себя ощущала.
Кто бы сказал ей семь лет назад, когда она ехала в Лодж, что станет так убиваться по старому, ненавистному на тот момент мужу, ни за что не поверила бы!
А теперь он казался единственным человеком, делавшим её жизнь по-настоящему сносной...
Она очнулась под пение петухов, когда Алин, служанка, заметив, что госпожа очнулась то ли от полусна, то ли от обморока, воровато убрала с тела умершего кусок черного хлеба. Джемма сразу же догадалась, что слуги, повинуясь старым обычаям, призвали в поместье «пожирателя грехов»*, дабы очистить душу хозяина от прегрешений перед отправкой в райские кущи. Сама она в подобные суеверия не верила, но не стала мешать слугам почтить хозяина на свой особенный лад.
Хоронили сэра Фергюса Фаррела на местном погосте между первой супругой и сыном. В эти два дня, что тело лежало под парчовым саваном в местном храме, Джемма, взяв себя в руки, приготовляла пышные похороны, достойные такого человека, как Фергюс, то есть старалась и поминальной трапезой, и похоронной процессией, и прочими церковными службами наглядно продемонстрировать, как много умерший для неё значил и что церковный обряд, не в последнюю очередь, проведен по всем установленным правилам. Как-никак слова Мерит и Лэнгли поселили в ней опасения, с которыми пусть неохотно, но приходилось считаться...
Уже в Лодже, где гостей угощали обильными яствами, к Джемме приблизился Невил. Он постоянно оказывался рядом, и девушка избегала его, как могла, но сейчас это было б невежливо сделать, и она молча кивнула, выслушав его скорбное сожаление о смерти её супруга.
Джемма была более, чем уверена, что скорби он никакой не испытывал, но играл превосходно. Со стороны могло показаться: он был близким другом почившего, настолько унылым, печальным и совершенно несчастным был его вид.
– Теперь вы остались в Лодже, таком большом доме, совершенно одна, – продолжал Невил после высказанных соболезнований. – Ни наследника, ни супруга... Как жаль, что Господь не послал вам детей! Впрочем, – с энтузиазмом переключился он на другое, – вы ещё молоды, и новый супруг легко утешит вас в вашей скорби. И жизнь заиграет новыми красками!
Джемма, слушая эту речь, поджала губы так сильно, что те, казалось, одеревенели, схлопнувшись, словно крышка того самого гроба, в котором похоронили супруга. И только благодаря этому, ясное дело, не высказала бессовестному мерзавцу всё, что крутилось о нём на ее языке...
