– Я так и не думал, мой мальчик. Просто ты отчего-то решил, что виновен в гибели Рейманда... Да, это тоже я знаю, – отозвался он на еще более пораженный взгляд Хэйвуда. – И пытался заменить мне его, и я этим бессовестно пользовался. Прости. Мне было приятно, что ты интересуешься стеклоделием и помогаешь мне с зеркалом... Я был чуточку эгоистом – и теперь желаю исправиться.
Хэйвуд пристально посмотрел на него, желая понять, что скрывается за словами Фергюса Фаррела.
– Что вы хотите сказать?
– Только одно: женись на Джемме, едва я умру и её добавят в реестр. Не позволяй похотливым охотникам за наслаждениями, вожделеющим лишь её внешнюю красоту, охотиться на неё, как на животное. Я не слепой и вижу, как они на нее смотрят... Как на добычу. А эта девочка с первого дня была мне как дочь, я за нее отвечаю... – И добавил, сделавшись много серьезней: – Особенно я опасаюсь этого Невила...
– Он женат, сэр.
– Тем и опаснее: у него на уме только недоброе в отношении Джеммы. Он погубит ее! Не позволяй ему сделать это.
Хэйвуд сглотнул пересохшим от волнения горлом и подумал, как хорошо, что старому Фаррелу неизвестно о том, что говорили мужчины на прошедшей недавно охоте. Джемма, как он верно подметил, была для них только добычей, которую им хотелось загнать...
– Сэр, я сделаю все, что смогу, но боюсь, ваша супруга воспротивится этому плану.
– Так переубеди её, глупый мальчишка. Или тебе неизвестно, как заставить женщину передумать?!
Хэйвуд не стал говорить, что госпожа Фаррел не то же, что прочие женщины: с ней обычные способы вряд ли сработают. И затея с женитьбой, какой бы заманчивой ни казалась, в итоге обречена на провал.
6. Глава 6
Муж Джеммы грезил, что однажды и в Англии смогут создавать удивительной красоты стеклянные вещи, но пока что Венеция сохраняла первенство в стеклоделии, и уступать его не собиралась. Взять хотя бы того же Антонио де Пизу из Мурано, который некоторое время назад придумал новый состав для производства латтимо, или молочного стекла. Это удивительное стекло частично заменило импортный китайский фарфор, который в Европе стоил баснословные деньги. И это опять же обогатило венецианских негоциантов и утвердило монополию венецианского стекла в мире!
Фергюс негодовал, когда эти новости дошли до него. Он обзывал венецианцев ворами, завладевшими тем, что им, по сути, не принадлежало: всем было известно, что еще Энрико Дандоло, сорок второй дож Венеции, разграбив Константинополь во время Четвертого Крестового похода, вывез из Византии лучшие образчики стекольного производства и мастеров-стеклодувов.
– Ничего, – твердил он, потрясая руками, – однажды их пьедестал пошатнется – и секреты, тщательно ими скрываемые, выйдут наружу.
Теперь же, глядя на мужа, Джемма желала бы снова увидеть, как он негодует и поносит «поганых» венецианцев, но он лежал очень тихо и лишь натужно хрипел с каждым вдохом и выдохом.
– Я могу лишь облегчить последние часы его жизни, – сказала Мерит, явившись, как и обещала, после заката, – но, увы, не спасти. Мне очень жаль, госпожа, но вы должны принять эту правду!
Едва она вышла, как Фергюс подозвал к себе Джемму.
– Послушай, девочка, ты зря истязаешь себя: мое время пришло, и этого не исправить. Сейчас нужно думать не обо мне, а о тебе в первую очередь: какой ты видишь жизнь без меня?
– Одинокой. И очень печальной! Я не хочу оставаться одна.
