Вперед шагнули Шемхет, Инну и Неруд с младенцем на руках. Удивительное дело: он затих.
Царь сделал жест рукой и спросил уже сам:
– Которая из вас царевна Шемхет? – Голос у него оказался зычный, будто он говорил из колодца.
Шемхет поежилась. Но любой голос страшен, когда принадлежит тому, кто держит твою судьбу в своих руках и не славится милосердием.
– Я, – ответила Шемхет. И добавила горько: – Я, государь.
– Которая из вас царевна Неруд?
– Я, государь, – ответила Неруд. – А это моя новорожденная сестра.
– А ты, стало быть, Инну, – сказал царь, не обратив внимания на младенца. – Открой лицо.
Инну медленно подняла покрывало. Когда ее пятно обнажилось, по рядам воинов прошел легкий шепот. Царь не удивился ее лицу, но спросил – лениво, без желания обидеть, как о чем-то очень естественном:
– Почему тебя не убили в детстве? Ты – чудовище. Дурной знак. Таких младенцев надо душить на алтаре. Почему ты еще жива?
– Я не знаю, – сказала Инну. – Мой государь велит это исправить?
Тон ее был кроток, но слова – дерзки. По толпе прокатился стон ужаса. Нериглисар словно не заметил этого, как прежде не заметил младенца на руках у Неруд.
Шемхет подумала, на одно мгновение только, что он, быть может, невнимателен – и после всю жизнь смеялась над собой за это предположение.
– Девица Шемхет, я думал велеть тебе выйти замуж…
– Государь, – сказала Шемхет сухими губами, – я жрица пресветлой Эрешкигаль. Жрицы живут ее помыслами и служением ей. Никто из нас не может выйти замуж или зачать ребенка, ведь пресветлая госпожа бездетна.
– Да, мне донесли. Был тот, кто просил твоей руки, но я не стану оскорблять богиню. Живи как жила, жрица Шемхет.
Шемхет поклонилась. И подумала, что он, быть может, не так грозен – и после всю жизнь сожалела об этой глупой надежде.
– Что касается тебя, Инну, то ты отправишься невестой к царю персов, с богатыми дарами. Он просил о невесте из нашего рода для своего сына. Ходи, как сейчас, скрытая плотной тканью. А за день до свадьбы ты снимешь свое покрывало. И покажешься всем – и царю, и царевичу Киру, и народу, и знати. Чтобы все видели твое увечье.
«Это будет оскорблением, – поняла Шемхет. – Племянница царя Вавилона, гибкая дева в золоте и шелках… Со скрываемым пятном на половину лица, явленным в канун свадьбы… Насмешка. Оскорбление. Это будет объявлением войны Персии. И первой в этой войне погибнет Инну».
Инну отчаянно и гордо воскликнула, словно осчастливленная приказом:
– Будет воля твоя, о великий царь! – и опустила покрывало. Плечи ее дрогнули, но ни звука не донеслось из-под покрывала.
Но царь не глядел уже на нее, она была ему неинтересна. Он смотрел на другую сестру.
– Шагни ко мне, царевна Неруд. Дай рассмотреть тебя.
Неруд бесстрашно подошла ближе к трону.
– Ты прекрасна, – сказал царь, словно решил для себя очень важный вопрос. – Ты прекрасна, и говорят, что ты добродетельна и трудолюбива.
– Спасибо, государь, – ответила Неруд.
– А самое главное – ты царского рода по матери и по отцу. Ты дочь главной жены царя. Не рабыни и не наложницы… Говоришь, ребенок, которого ты держишь на руках – твоя сестра?
– Да, государь, – с заминкой ответила Неруд.
– Разверни ребенка.
Неруд крепче прижала к себе младенца и проговорила с заминкой:
– Он… грязен, великий царь. Я отдам ее служанке. Незачем царю смотреть на такое.
– Я видел много вспоротых кишок. Полагаешь, что младенец чем-то оскорбит мой взор? Разверни.
