Тогда я шел завоевывать для нее весь белый свет, но ей показалось этого мало. Гадство, столько мыслей, ядовитых, мне от них тошно.
Вслушиваюсь в ее дыхание, оно такое тихо, что мне приходится самому перестать дышать, чтобы услышать ее.
Что делать с ребенком? Я знаю, Дамир поднял на уши все наши связи, я сам лично сделал несколько звонков. Камни брошены в воду, теперь остается ждать, как далеко пойдут круги.
Я выдерживаю ровно десять минут. Спать я все равно не смогу, а лежать и вздыхать рядом, как сопляк Ромео, мне не по душе.
Я встаю, стараясь не издавать ни скрипа, но Карина все равно вздрагивает, сильнее поджимая к себе ноги и бормочет:
— Лея, не надо! Лея…
Карина спит. И снится ей, по всей видимости, дочь. Я смотрю на нее еще одно долгое мгновение и выхожу из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.
На улице светло уже, я включаю кофейный аппарат, слышны только его звуки. Терпеть не могу никакого лишнего шума, ни звуков телевизора ради фона, ни музыки, я предпочитаю тишину.
В этой тишине хорошо думается, и я сажусь за стол, пытаясь разложить ситуацию, крутя факты со всех сторон. Кто-то вышел на меня — пока неизвестно. Что хотят — тоже. Никаких крупных сделок и договоренностей в ближайшее время у меня не планируется, значит, я не могу повлиять на чужой интерес. Что тогда? Требовать что-то противозаконное, перевезти через границу мешок героина в желудке? Бред, слишком сложно, чтобы красть ради этого девочку.
Кому-то явно нужны мои связи. Это то, ради чего ко мне приходят люди и платят большие деньги, а дальше я уже помогаю им урегулировать проблемы. Слово «решала» мне не нравится, и я не люблю, когда его используют по отношению ко мне, но если кратко, — так и есть.
Думай, Сабиров, думай, ответ всегда лежит на поверхности, и скорее всего, он связан с Кариной. Это ведь только для меня наличие у нее дочери было новостью, но кто-то знал.
Кто-то знал.
Кто-то ей помог или помогал. Так или иначе, все завязано вокруг Карины или человека, что знал ее в те времена, когда она была вместе со мной.
Автомат щелкает, я беру чашку, отпивая глоток. Горчит. Крепкий. Так и надо.
В шесть утра звонит Дамир. Я отвечаю ему, надеясь услышать, что девчонка найдена, но новостей нет. Не должен такой маленький ребенок становиться жертвой обстоятельств, ее единственная обязанность — жить и радоваться, греться об мамины объятия и не знать, что на свете так много разного дерьма.
И не важно, моя или не моя эта мелкая девчонка.
Лея.
Лея Арслановна Сабирова.
Говорю это вслух и кишки все скручивает, в груди отдается неприятной тяжестью. Разве так становятся отцами? Чтобы в сердце появилось что-то, сначала должно заболеть?
Женщины ведь на родах тоже проходят через боль. Только потом их так штырит гормонами, что любой сморщенный младенец кажется ангелом.
— Только аккуратно, — предупреждаю Дамира, — риск слишком высок.
— Она и вправду — твоя?
Мы с ним столько лет рядом, поэтому он спрашивает в лоб. Другой бы словил за такие вопросы, но Дамир право имеет.
— Это знает только Карина, — отвечаю равнодушно, но потом не выдерживаю, — короче… ищем, как свою.
5. Глава 5
Карина
Сон не лечит и даже не обезболивает. Я глаза открываю, чужие стены, чужой потолок.
И то, что дочки нет, я знаю, не забывала, пока тело спало. Эта мысль не исчезает даже во сне, она во мне постоянно. Двенадцать часов.
Двенадцать часов она без меня одна, и я не хочу даже думать, как это может сказаться на ее психике.
