Начались переполох и суета. Нас хотели устроить как можно лучше и под конец настолько перестарались с заботой, что мне пришлось нелюбезно вытолкать за дверь очередную бабу, которая принесла уже третью тарелку пирожков и буквально требовала, чтобы мы обязательно сказали, чего ещё мастерам магии требуется? Похоже, меня тоже заодно причислили к магам. Да и пусть! Что мне их, переубеждать сейчас? Не до этого. Сейчас нужно Эстэриолу дать выспаться, всё же он выложился порядком.
Когда я присела на узкую кровать, принадлежащую старшей хозяйской дочке, которую сейчас отправили вместе с младшей в комнату свекрови, Эстэриол уже спал, даже не раздевшись. И как уснул-то? Мы же довольно громко разговаривали с хуторскими. Устал бедный, вымотался. Сапоги стянул только да так и завалился как подкошенный. Руку под себя подмял, неудобно же! Я подошла, попыталась его раздеть, но жених спал так крепко, что я решила уже не тревожить. Перевернула его на спину и укрыла одеялом. Пусть спит, заслужил. А я пока пирожок съем.
На улице уже темнело. Я и не заметила за всей этой суетой, сколько прошло времени! Казалось – всё так быстро, а оно вот как бывает. А ведь и остальные не бездельничали, переживали! Пусть Эстэриол спит, а я пойду посмотрю, как они? Настойки ещё много, а повитуха тоже умаялась.
Дожевав пирожок, я встала и тихо притворила за собой дверь, отправляясь во двор, где, судя по звукам, собралось всё население хутора.
Давно я не была среди таких народичей. Уже выйдя на порог, я поняла, что никакой настойки не нужно, эти здоровые простые люди лечились проверенным веками способом, и на них хмельные реки оказывали волшебное действие. Прямо во дворе развели костёр и жарили мясо, а вокруг него плясали подвыпившие хуторчане, не то в каком-то ритуальном танце славя богов, не то подражая городским плясунам. И столько было в этом танце простой первобытной и незамысловатой радости, что невозможно было не залюбоваться!
Полные, дородные женщины пели нескладными, но звонкими голосами. Бородатые, пропитанные своим и конским потом, мужики задавали ритм, хлопая себя по коленям. Две молоденькие девчушки – видимо, хозяйские дочери – плясали поодаль, потрясая бубнами. Обе светленькие, с длинными косами. Старшей было лет пятнадцать, её фигура уже округлялась, и под тоненьким льняным сарафанчиком она походила на пляшущего озёрного духа – служителя Алеты. Младшая дочка была той самой девочкой, что встретила нас. Ей на вид было не больше восьми, и она забавно в своём простодушно-яростном порыве притоптывала босой ножкой по утоптанной и присыпанной соломой земле двора.
Кто-то принёс волынку, и округу наполнил громкий вой. Под эти звуки мне самой неудержимо захотелось пуститься в пляс, и я не стала сдерживаться. На мне всё ещё был мой походный костюм: грязные замшевые штаны, свободная пропотевшая рубаха в пятнах и с дырой на боку, которую я так и не зашила, покрытые пылью сапоги. Коса растрепалась, из неё ещё торчали засохшие листья и ветки. Мужичьё хоть и под хмельком, но вроде народ тут приличный, так что можно и поплясать заезжей девице.
На хуторской праздник сбежались из соседней деревни. Принесли кто что, прямо посреди широкого двора поставили стол, постелили скатерть и тут же заставили её угощениями. Про счастливого отца и его жену с приплодом, казалось, все и забыли, но потом я услышала, как кто-то крикнул, что-де оправится Маришанна – закатят пир на всю округу.
