Я поднялась на второй этаж и устроилась на одной из коек в большой общей комнате. Все отдельные номера были заняты, а графский номер снять слишком дорого. Впрочем, общая комната была рассчитана на десяток народичей, не так уж и много, если посудить. В Светоче, во время вступительных экзаменов, коек в северном крыле раз в десять больше стояло!
Я помялась, неуклюже пытаясь пристроить на руках Хрюка, ногу за ногу сбросила башмачки, встала, чтобы одеяло поднять и наткнулась на ласковый и понимающий взгляд женщины, сидящей напротив. У груди, тихо причмокивая, спал младенец. Я покрылась густой краской, юркнула под одеяло и, прижимая порося к груди, отвернулась к стене.
Ночью Хрюк обгадился. А часа в четыре утра вдруг начал вопить и вырываться так, что Эстэриолу пришлось применить сонное заклятье, чтобы не перебудить нашей вознёй весь этаж. Заглушающее-то заклятье работало, но шуршание и скрип узкой кровати, на которой мы с ним и Хрюком втроём ютились, и так поднимало достаточно шуму даже в общем помещении. Ещё подумают, что мы себе неприличное позволяем?
Вообще, если бы не долгий пеший переход и усталость, вряд ли бы я смогла заснуть. Общая комната была почти полна. Но и со стороны женской комнаты за стеной, куда селили исключительно путешественниц, и из мужской, что была за стеной напротив, раздавалось достаточно шума. Справа орали дети, слева – громогласный и многоголосый храп. А в нашей общей комнате хватало и того и другого поровну. Но при этом народичи умудрялись спать беспробудно и сладко. Все, кроме меня. Даже Эстэриол, пришедший всего на полчаса позже меня, рухнул и вырубился почти сразу, а я лежала и с каждой минутой сознавала всё яснее, что замуж не так уж и хочу в ближайший год. Ну, вернее как? Замуж-то можно, а вот детей – ни-ни! Ещё лет десять, наверное, не захочется!
Разбудил меня Зурбриш. Эстэриол уже, видимо, встал и ушёл умываться, а дядька в своей неподражаемой манере щерился чуть сонной, но бодрой улыбкой из-под влажной бороды. Широкая ладонь убралась с моего плеча и почти сразу вынула из кармана и протянула мне какие-то кожаные ремешки.
– На, держи, у псаря местного купил, – прогудел гном, дождался, пока я заберу предложенное и бросил: – Мы внизу ждём, чичас позавтракаем по-быстрому и в дорогу.
И, больше ничего не объясняя, вышел. Я поблагодарила богов за то, что молодая мамочка с соседней кровати уже ушла. Было нестерпимо стыдно. Даже не знаю почему? Наверное, потому, что я представляла, как бы она смутилась, а потом смеялась бы над тем, что перепутала и приняла меня за такую же счастливую мать с младенцем. Порося иметь не стыдно, но так глупо я себя не чувствовала давно. Ещё и Зурбриш подшучивал, тут уж немудрено смутиться!
Я разжала кулак с ремешками и принялась выяснять, что это. Оказалось, ошейник на небольшую собачку, да ещё и с ремешком под брюхо, чтоб уж точно не вырвалась. А ведь, пожалуй, действительно отличное решение! Нужно сейчас, пока Хрюк под заклятьем, приладить его и отрегулировать, а уже потом просить Эстэриола расколдовать поросёнка.
Кое-как нацепила обновку на храпящего подопечного, завернула его в полотенце, спрятав поводок на случай, если внизу всё ещё сидит та женщина, поднялась и, вздохнув, собрала простынь. Придётся платить за пятно. А ведь хотели сэкономить! На миг мелькнула мысль, что, может, Зурб и прав, но я тут же вздрогнула и прижала порося покрепче к груди. Не отдам в обиду! Надо будет – потащу по всему Нелита! Эх, жаль, что не собаку подарили…
