В Центральной части Русской равнины памятники известны до района Москвы, а верхнепалеолитическая Бызовая стоянка (в среднем течении реки Печоры) расположена примерно в ста семидесяти километрах от Полярного круга. Её возраст двадцать пять тысяч лет, стоянка Сунгирь на Клязме – её возраст двадцать шесть тысяч лет назад. К тому же времени относятся такие стоянки северо-востока Русской равнины как Медвежья пещёра в верховьях Печоры, Островская стоянка, Смирновская и Бурановская пещёры. На северо-западе памятники этого времени неизвестны.
Культурные традиции, сложившиеся у населения северной части Русской равнины того далекого времени, очень хорошо представлены захоронениями стоянки «Сунгирь» под городом Владимиром, относящейся к концу Молого-Шекснинского времени. Здесь, соблюдая давно сложившийся ритуал, люди, перед тем как похоронить своих покойников посыпали дно могилы раскаленными углями, очищая её, возможно, остатками тризны. Затем на дно сыпали мел или другое белое вещёство, похожее на известь, и уже по белому слою густо посыпали красной охрой.
Белое и красное – символы чистоты и крови, снега и огня уже в то далекое время были вместе, провожая человека в мир иной. Умерших клали в могилу в богато украшенной одежде, с многочисленными каменными и костяными орудиями труда и оружием, их покрывали меховыми плащами и обильно засыпали красной охрой.
Так в Сунгири, в одной из могил был похоронен высокий, широкоплечий мужчина пятидесяти пяти лет, лежащий на спине со сложенными на животе руками, голова его была повернута на северо-восток. Он был одет в замшевую или меховую рубашку, кожаные штаны и кожаную обувь типа мокасинов. Вся одежда этого человека двадцать пятого тысячелетия до нашей эры была расшита тремя тысячами пятистами бусинами, выточенными из бивней мамонта. На руках его было надето более двадцати браслетов из тонких, выстроганных из бивней мамонта пластинок, а также браслеты из нанизанных бус. Весь головной убор был расшит бусами и завершался на затылке песцовыми клыками. На плечах мужчины лежал короткий меховой плащ, расшитый более крупными бусинами. Рядом с мужчиной были похоронены девочка восьми лет и мальчик тринадцати лет. Их погребения также сопровождались большим количеством изделий из мамонтовой кости. Особый интерес представляют копья, сделанные из расщепленных и выпрямленных бивней: длиной два метра сорок два сантиметра у мальчика и один метр шестьдесят семь сантиметров у девочки.
Сегодня ещё не ясно, как наши далекие предки производили выпрямление и расщепление трехметровых бивней, как выстругивались длинные, прямые, твердые и острые копья.
Одежда детей была расшита бусами ещё богаче, чем одежда мужчины. На ней в общей сложности было нашито около семь тысяч пятьсот бус, на руках детей были надеты браслеты и перстни из мамонтовой кости. Кроме того, одежду украшали изящные орнаментированные прорезные диски, заколки, застежки.
Археологи предполагают, что захоронение детей не одновременно захоронению мужчины и было сделано значительно раньше. Это свидетельствует о том, что перед нами не случайное богатое погребение, а устойчивая традиция, которая складывались долго, и сохранилась в течение тысячелетий.
Абстрактное мышление человека верхнего палеолита Восточной Европы было значительно развито, о чем свидетельствуют не только захоронения Сунгири, но и многочисленные орнаментированные поделки того далекого времени, являющиеся высокосовершенными образцами палеолитического искусства. Так па Дону (Костенки) на изделиях из кости и кремня – женских фигурках – как правило, графически изображены ленты-пояски па груди и талии. Из элементов орнамента наиболее часто встречается косой крест. Гвоздовер пишет: «Очевидно, этот орнамент следует считать, наиболее характерным для костенковской культуры, тем более что в других палеолитических культурах ряды из косых крестиков почти неизвестны… Выбор орнамента и его расположение на предмете не вызваны технологическими причинами или материалом. Характер размещёния элементов орнамента и их выбор вызваны не технологическими причинами, а культурной традицией».
