— Умаялась девка совсем, иди почивать уже. Завтра, глядишь, и батька явится, — захлопотала вокруг неё Купавна.
Вилька ещё раз зевнула и поднялась. И то верно, что зазря сидеть. Она поднялась по крутой лестнице и вошла в горницу. Присела на кровать, накрытую шкурой. Расчесала свои длинные волосы. Заплела на две косы и легла, накрывшись шкурой. Ночи становились уже прохладными, но очаг пока не топили. Да и под мехом медвежьим тепло было. Тем более Добрышка каждый вечер её шкуру перед печью грел. Чтобы ей теплее спалось. С теми мыслями и заснула с улыбкой на лице.
7. В гостях
— Ох, горемычный же ты… — бормотала старуха, глядя на Светозара. Её глаза светились из-под нависших седых бровей в полутьме избы, и князь невольно подумал, что в них читается не только насмешка, но и какая-то древняя, нелюдская мудрость. — И как тебя угораздило-то с летавкой связаться? Её чернота в тебе сидит.
Князь тряхнул головой, пытаясь отогнать туман, застилавший его мысли. Ягиня, которая сейчас кружила около него с пучком дымящихся трав, притащила его к себе в избу седмицу назад. Всё началось с того, что он, пытаясь разглядеть что-то в колоде, получил удар под зад и врезался головой в дуб. Чуть дух не испустил. И зачем, спрашивается, полез туда разглядывать? Но зато разглядел во всей красе. У бабки в сарае.
Ядвига, ведьма, в своей ступе, созданной Марой из помирающего лешего, и притащила его. Ступа, как оказалось, была с норовом. Старуха со смехом рассказывала, как её внук пытался её объезжать.
— И вот токма ногу занесёт, а она шмыг — и в сторону, — заходилась хриплым, каркающим смехом ягиня.
Отмыв его в бане, она поила его отварами, чтобы разум не потерял, кормила сытными наварами из мяса дичи, что ей приносили селяне за помощь. А теперь вот пыталась изгнать из него то, что поселилось в душе после Пекла.
— Ох, и знакомую силу чую, — бормотала ведьма, водя над его головой пучком дымящихся трав.
Тот чадил дымом, мелкие искры падали на лицо Светозара, заставляя его морщиться. От чего та лупила его по затылку и ворчала:
— Как летавку трогать — так не кривился, а тут смотри, какой нежный стал! Так бы и оторвала голову твою дурную! Вечно вы, мужики, причинным местом думаете, а бабы потом отдувайся, грязь с вас всякую убирай.
Светозар хотел было что-то ответить, но старуха тут же прервала его:
— Молчи, дурак! Сиди ужo смирно, а то ещё хуже сделаешь.
Она продолжала водить пучком трав над его головой, приговаривая что-то на непонятном языке. Дым щипал глаза, но князь терпел. Он понимал, что Ядвига, скорее всего, единственная, кто может помочь ему избавиться от этой черноты, что поселилась в его душе.
— Ну что, — наконец сказала старуха, откладывая травы в сторону. — Покуда не вышло всё, но полегче тебе должно стать. Только ты сам не мешай. Не лезь туда, куда не надо, и не трогай то, что не твоё, — для острастки она снова отвесила ему подзатыльник. Один из резных деревянных браслетов, которыми были увешаны её запястья, запутался в волосах. Мужчина зашипел, когда бабка дёрнула руку.
Но кивнул, чувствуя, как тяжесть в груди немного отпускает. Он взглянул на неё — её руки, жилистые и покрытые шрамами, всё ещё держали пучок трав, а на лице читалась усталость, смешанная с какой-то странной заботой.
— Спасибо тебе, бабушка, — пробормотал он.
— Не бабушка я тебе, — огрызнулась Ядвига. — Ягиня я, старейшая в этих краях. А ты, князь, хоть и с титулом, но всё равно дурак.
