Война с НИЧТО. Эта война начинается в детстве и продолжается всю жизнь - страница 35

Е дома. До простых людей содержимое заграничных контейнеров, большей частью, не доходило. Хорошо наживаться можно там, где есть в наличии чьи-то беды. Есть такое ПРАВИЛО. Отец обратил внимание и на то, что уже с раннего утра в сторону города начинали двигаться какие-то людишки. Когда наступал вечер, эти же людишки шли уже в обратную сторону чем-то нагруженными. С каждым разом они всё больше становились похожими на муравьёв. Кто-то потерял крышу над головой, всё своё имущество, родных и близких ему людей, а у кого-то из живших на окраине города с одноэтажными домами или в близлежащих сёлах, нашлось столько места, чтобы туда можно было что-то таскать и таскать. НИКТО почти месяц провёл у отца в палатке. Никто из родственников НИКТО не погиб. ЕМУ много раз задавался этот вопрос о том, что погиб ли кто из ЕГО близких, из ЕГО родственников, когда ОН встречался со знакомыми ЕМУ людьми. ЕМУ нужно было возвращаться под армейский гнёт. И ЕМУ было тяжело.

– Ну что, уже построил город?! – спросили ДВА офицера батальона у НИКТО. Они улыбались при этом. В ЕГО возвращении они словно нашли что-то забавное. НИКТО молча прошёл мимо них. ОН не собирался искать какие-то слова, чтобы им хоть что-то ответить. ОН в тот же день вернул те десять рублей и ту шапку. Уже на следующий день ЕМУ стало ясно, что ЕГО УДЕЛОМ опять стали наряды. Замполита не было. Он как раз ушёл в отпуск на месяц. НИКТО понял, что ЕМУ нужно быть готовым переносить многосуточные наряды. ОН почувствовал, что вес уже пережитого и толща того, что ещё оставалось вынести, стали давить на НЕГО ещё сильнее. Печальные мысли лезли ЕМУ в голову. И ЕМУ опять и опять приходилось каждый раз, когда ОН снова и снова оказывался в наряде, ОТЯГОЩАТЬ себя зыбкой надеждой на то, что ЕГО на этот раз, быть может, не оставят на ВТОРЫЕ сутки. Но эту надежду каждый раз всё равно убивали. НЕ ЛЕГЧЕ ЕМУ было и в те ДВА-три дня, когда ОН оставался свободен от нарядов. Уже с самого утра ЕГО начинала давить НЕОПРЕДЕЛЁННОСТЬ того, что какую именно ДЫРУ вздумается кому-то ИМ заткнуть. От одного того, что ПОВТОРЯЛОСЬ и ПОВТОРЯЛОСЬ одно и то же, от самого ожидания того, что опять должно было ПОВТОРИТЬСЯ, в НЁМ продолжала расти какая-то усталость. И чем ДАЛЬШЕ, тем само ожидание того, что опять должно было ПОВТОРИТЬСЯ, превращалось в какое-то наказание. И ЕМУ тем больше приходилось собираться с оставшимися силами, чтобы выдержать ближайший час. И собственная беспомощность избавить себя от установленного ПРАВИЛЬНОГО порядка угнетала ЕГО и начинала выводить из себя. И выводило ЕГО из себя и то, что обвинять и судить за то, что кто-то попробует СДЕЛАТЬ что-то против, всё равно будут ПРАВИЛЬНЫЕ. В НИКТО от раза к разу всё сильнее начинали буйствовать возмущённые жизненные силы, и всё выше поднимался в НЁМ центр тяжести этого возмущения. НИКТО становился всё более и более раздражительным, более и более воспалённым.

Оказавшись в наряде по столовой, ОН заметил, что там ЕМУ ЛЕГЧЕ. Там НЕ ПОКАЗЫВАЛИ, что за что же оставляли ЕГО на ВТОРЫЕ сутки, потом ещё на сутки, потом ещё и ещё. И в тёплой столовой была одна ОПРЕДЕЛЁННАЯ работа. Там можно было оставаться в стороне от поганого старшины и ему подобных, в стороне от утренних зарядок, которые удерживали в том напряжении, которое только отнимало силы, в стороне от «утренних осмотров», на которых ОН чувствовал себя