Однажды хозяйка вышла с ведром теплой воды и куском мыла и поманила детей в пустой коровник. Поставила их на солому и велела снять рубашки. Когда дети разделись, намылила им головы и тельца. Обливая теплой водой их спинки, она жалостливо бормотала и ахала. Когда водные процедуры были закончены, эстонка натянула на детей чистые рубашки и повела в дом – «ку-шша-ть». Но к ее большому сожалению, дети ничего есть не стали; они уснули прямо за столом.
– Ах-ах! Бедные детти… У них нет сил…
Хозяйка позвала Анну и велела перенести детей в сенник. Там, укрытые теплым пледом, они проспали почти сутки.
– Итти одна. Детти не надо тревожить. Завтра придешь, детти будут ссдоровы,– успокаивала она Анну.
Анна пришла на хутор ранним утром и, убедившись, что с детьми все в порядке и они еще спят, стала разгружать в амбар подводу с сеном.
Насвистывая веселую мелодию, во дворе появился молодой белокурый мужчина с полотенцем на плече. Он повесил полотенце рядом с умывальником и подошел к раскидистому дереву. Похлопал рукой сильную ветку, а потом стал подтягиваться на ней, как на перекладине. Когда его лоб покрыла испарина, мужчина удовлетворенно хмыкнул и, продолжая насвистывать, направился к умывальнику, рядом с которым стояло два ведра с водой и черпак.
Почистив зубы, немец, потирая щеки, разглядывал свое лицо в небольшом зеркале над умывальником.
Изучая свое отражение, вдруг заметил, что не один. За его спиной стоит маленькая девочка в белой рубашке, подвязанной пояском.
– О! Клайн медхен!
– Гутен таг, – сказала Лена. – Ты красиво свистел, – и Лена, вытянув губы трубочкой, попыталась повторить мелодию, которую насвистывал немец.
– Не так, – развеселился немец. – Ты кто? – с интересом спросил он.
– Я – Лена.
– И что ты здесь делаешь, Лена?
– Работаю, – серьезно ответила малышка. – Давай полью, – и Лена зачерпнула ковш воды.
Немец наклонился и с удовольствием стал плескаться под струей воды из ковшика.
– Уфф-уфф, – фыркал он, похлопывая руками свои мускулистые плечи. – Гут!
Растирая грудь полотенцем, немец спросил: – А где твой папа, Лена?
– На фронте…
– А что делает твой папа на фронте?
– Немцев бьет.
—Ха-ха-ха-ха!– раскатисто зашелся немец.– Ха-ха-ха! Смелая ты, медхен. И хочешь слушать мою песню, – немец с улыбкой насвистел мелодию, понравившуюся ребенку. Казалось, его настроение стало еще лучше. – А конфеты ты любишь?
– Не знаю, – ответила Лена. Ее внутренний мир не подсказывал иного ответа.
– Все дети любят конфеты. Пойдем, я угощаю.
Эстонка собирала завтрак, когда офицер вошел в столовую, взял из вазы конфету и протянул малышке:
– Бери. Ты заслужила.
Но Лена только посмотрела на конфету:
– Битте, еще одну. Для Кольки, – пояснила она.
– Для Кольки? – поднял брови офицер. – А кто есть Колька?
– Колька – мой брат. Нужно две конфеты. – Девочка показала два пальчика и сказала: – Цвай.
– Ха-ха-ха! – гоготал немец. – Конфету для Кольки! Битте, цвай зюзихкайтен, – офицер взял из вазы вторую конфету и подал девочке.
– Данке, – приняла конфеты Лена и быстро вышла из дома. Во дворе, у амбара, опираясь на вилы, белая, как полотно, стояла Анна. Она слышала весь разговор немецкого офицера с дочерью и ужасом думала о последствиях. Но все обошлось. Здоровая психика солдата не допускает мысли воевать с детьми, даже если это дети противника.
Побег.
Анна дотронулась до плеча золовки.
– Пора, – сказала она и взяла маленькую дочь на руки. Нюра подхватила сонного Сашу, и две женщины и четверо их детей растворились в серо-молочном тумане раннего зимнего утра.
