Ягод в лесу видимо-невидимо! Через полчаса с консервными банками, полными ягод, дети возвращаются назад.
Окна второго этажа здания, где живут немцы, распахнуты настежь. Детей ждут и знаками призывают подняться.
Колька осторожно поднимается по скрипучей лестнице. Лена осталась внизу и держит входную дверь открытой, чтобы брат не споткнулся и не упал в темноте.
Жизнерадостный немец выходит навстречу мальчику, выхватывает банку и тут же нетерпеливо засовывает в рот горсть душистой земляники.
– О-о-о! Гут! – блаженно выдыхает он и разворачивается с намерением уйти в комнату, но в этот момент Коля тихо произносит:
– Немец, дай хлеба? Битте, брод…
Выражение лица офицера быстро меняется. Его глаза уже привыкли к сумраку коридора и увидели маленького «Еврея».
– Ви! Вайс хайст ду?!
Колька чувствует неладное, но не успевает сделать и шага назад, как мощный удар сапогом отбрасывает его к лестнице, и он с грохотом катится вниз по деревянным ступенькам!
Беспомощное хилое тельце Кольки неподвижно распласталось на низком крылечке.
– Колька! Колька! – в ужасе повторяет сестренка. – Вставай же, пошли! – зовет она.
Маленькими, красными от ягод ручонками, мешая кровь и слезы, Лена гладит бледное лицо братика.
– Колька, ну что же я вечелом скажу маме? Вставай… пошли! Ну, Колька…
К потерявшему сознание мальчику подходят другие дети. У некоторых в руках заплесневелые корки хлеба. Как вкусно они пахнут!
Заработанный хлеб никто не ест; его съедят вечером всей семьей.
Маленькие пленники поднимают Кольку и тащат его в барак под дружный гогот сытого зверя, несущийся из раскрытых окон.
Оттуда же вслед детям летят пустые консервные банки. Их нужно собрать и вымыть. Завтра они пригодятся снова.
Добродушная эстонка
Худенькая, неопределенных лет, женщина в выцветшем платке давно стоит у калитки добротного дома под черепичной крышей. Рядом на траве с серьезными лицами сидят двое ее детей: мальчик лет шести и девочка поменьше.
Большие дома на хуторах с многочисленными пристройками для скота в этом районе Чудского озера были только у эстонцев. Сразу за домами начинались ухоженные поля с посевами зерновых и бобовых, льна, картофеля, свеклы. В высокой траве скрывались пчелиные пасеки, а на открытых лугах паслись коровы и овцы.
Людей не видно. Еще до зари народ разошелся и разъехался на фермы, на покос, на мельницу, на сбор и отгрузку продуктов и топлива по приказу немецкого командования. Маленькая работящая страна натужно, со скрытой яростью кормила солдат фюрера.
Женщина не решалась позвать хозяйку дома. Звуки могут всполошить охрану, расквартированных на хуторе немецких офицеров; ее просто прогонят или хуже того – побьют. Оставалось ждать.
Большое хозяйство и содержание на постое господ – немецких офицеров – настраивало эстонцев искать дополнительные рабочие руки, и с этим вопросом они обращались к своим гостям и коменданту концентрационного лагеря.
Хозяйка дома сама выбрала Анну для сельскохозяйственных работ в поместье и осталась довольна. Теперь вместо заготовки сланцев, куда ежедневно отправляли лагерников, Анна два–три раза в неделю работала на хуторе.
Хозяйка спокойно согласилась, чтобы вместе с Анной приходили и ее дети.
Наконец, их заметили. Из дома вышла немолодая опрятная женщина и рукой пригласила заходить во двор.
Анна усадила детей в тени забора и направилась к подворью. Двери амбара с напевом распахнулись и дети могли наблюдать, как мама вилами сбрасывает откуда-то сверху пласты сена.
