– Телпи, Щелбатый. Это не больно…
Облизав пальчик, быстро и уверенно Лена вытирала уголки глаз лошади.
Здесь, у привязи, никто не мешал девочке. Лошади – это ее друзья, теплые и добрые существа, дающие то, чего у маленьких пленников лагеря не было – радость.
Отгоняя слепней, Каурая косит взглядом, недовольно фыркает, машет хвостом.
– Жуки! – понятливо лепечет Лена. – Я вас! – машет она руками на слепней, а затем поднимает березовую ветку и водит ею по крупу животного.
Лошадь трясет мордой, и из торбы выпадает несколько зерен овса.
Подарок! Секунда – и девочка под брюхом Каурой. Она подбирает по зернышку и кладет их в рот.
– Лена, уборка закончена! Идем! Порядок нарушать нельзя, – зовет брат.
Лена с сожалением вылезает из-под ног кобылы.
– Я еще плиду, – обещает она своим четвероногим друзьям.
Вечером, когда все в бараках затихает, девочка шепчет матери: – Здесь холодно. Я буду спать с Каулой… – и решительно выходит из барака.
Девочку никто не останавливает. Она подходит к привязи, гладит лошадь по брюху, а затем, цепляясь за доски, поднимается в ясли и кувыркается в сено. Здесь ее мир – притягательный и необъяснимо-загадочный…
Животное спокойно смотрит на ребенка и прядет ушами. Лена снизу видит морду лошади— ее темные, как ночь, глаза. Белое, теплое облако пара обволакивает девочку. В полудреме далеко-далеко она видит яркие лучики звезд, а совсем рядом – бездонные глаза Каурой.
Колька.
Колька – щупленький мальчик, сравнительно высокий для своих четырех лет. Его огромные глаза под шапкой черных, как смоль, вьющихся волос не по-детски серьезны и печальны.
Колька осторожен. Он знает, что подходить к ограждению лагеря ему нельзя, и наблюдает за всем, что там происходит из-за угла барака, в то время как младшая сестренка бесстрашно стоит у проволоки и голодными глазами смотрит на немца, который спокойно ест из алюминиевого котелка гороховый суп.
Да и какой смысл подходить ближе, если от одного запаха пищи у голодного Кольки сводит желудок, и он теряет сознание?
Падать на виду у администрации лагеря для Кольки не менее опасно, чем выйти на открытое пространство; выяснять, что случилось, никто не будет. В лучшем случае его тельце перевернут пинком ноги.
Мальчик и так на примете. У него даже кличка есть: Швах*!
Немцы очень не любят евреев, и поэтому Колька дышит спокойно только ночью. Днем же старается прошмыгнуть незаметно, иначе «свой» пинок он получит обязательно.
Мальчик пугливо озирается – нет ли опасности? Он не может оставить без внимания маленькую сестренку. Мама велит следить за Леной, поэтому большую часть времени они проводят вместе, держась за руки.
На самом деле в присутствии Лены ему даже спокойней. Если вдруг на пути возникает охрана, Лена быстро выдвигается вперед и, улыбаясь и раскидывая руки в стороны, громко картавит:
– Немец, гутен молган!
– Лена, – будет потом поучать брат, – днем надо говорить «гутен таг».
– Нет, молган…
Коля не возражает.
Взрослых немцы с утра угнали на добычу сланцев и приведут только вечером. У детей свои обязанности: убирать территорию лагеря, приносить из ручья воду, запасать березовые веники, чистить лошадей и выгребать их помет, мыть немцам сапоги, велосипеды и мотоциклы, участвовать в их забавах в качестве мишени…
Пока немцы обедают, ребятня глотает слюни и ждет, что будет дальше. После супа охрана «добреет» и может послать детей в лес за ягодами. В лес посылают только мелких детишек – эти не сбегут. Колька держит наготове пустую консервную банку для ягод, хотя знает, что сначала придется мыть котелки – таков порядок. Котелок должен быть чистым и стоять возле ранца охранника, блаженствующего на траве после приема пищи. Только потом детей выпустят за ворота: «Шнель! Шнель! Айн момент!».
