Когда я летела обратно в Нью-Йорк, одной пожилой пассажирке стало плохо. Ее уложили в проходе. Самолет экстренно приземлился в аэропорту LaGuardia – самая стремительная посадка на моей памяти. Женщину уложили на каталку, надели кислородную маску и повезли к выходу. Ее друзья гуськом последовали за ней, подозрительно беззаботные. Это были техасцы, прилетевшие в Нью-Йорк на рождественские распродажи. Во всем этом мне почудился недобрый знак. Я ведь тоже вернулась с Юга, ощущая себя лет на сто. Каждая частичка тела стонала от усталости.
Нью-Йорк встретил меня холодом. Тротуары припорошило снегом, а в воздухе витал рождественский аромат хвои. Совсем уж бездомной я не осталась: подруга подруги предложила мне приглядеть за ее котом, пока она в отъезде. Эта женщина снимала в Ист-Сайде крошечную комнату без единого окна. Кота своего она нашла на помойке. Его звали Джордж Костанца.
Когда-то эта комната служила подсобкой – вот почему в ней не было окон. Меня поразило, что в таком крошечном помещении способен жить кот, не говоря уже о человеке. В душном закутке с напуганным, несчастным котом я быстро захандрила. За неимением кухни питаться приходилось в ближайшей забегаловке: яйцами, которые неизменно подавали с чем-то под названием «хэш», и паршивым кофе в бездонных чашках.
Иногда я ужинала у своего друга Брендана. Он пытался отказаться от сахара. Мы ели пасту, пили водку с тоником и выходили на улицу покурить. Брендан описывал классические симптомы ломки – раздражительность, головные боли, перепады настроения, тягу к странным продуктам, – словно завязал не с сахаром, а с наркотиками. Улица, где он жил, круто спускалась к узкому и длинному парку «Риверсайд», который тянулся на запад вдоль реки Гудзон. Мы подолгу стояли в темноте, глядя на воду. Но мне каждый раз вспоминался другой берег – тот, куда я всегда возвращалась.
Пляж Бонди. Декабрь. Вечернее солнце золотит прибрежные скалы. Смолистый воздух. Ежедневные заплывы. Крепкий кофе. Как мне этого не хватало! Там, в окрестностях Сиднея, все дышит покоем, здоровьем, медовой негой. Не знаю, в чем секрет – то ли в этих местах селятся исключительно красивые люди, то ли сами места дарят красоту, если подчиниться их ритму: бег по пляжу, серфинг, йога, медитация, согревающее солнце.
Мне отчаянно хотелось вновь чувствовать себя здоровой. Не то чтобы я болела, но не могла стряхнуть с себя апатию, да и выглядела не лучшим образом. Ноющие суставы, жирные волосы, отеки, раздражение на коже, красные глаза. Ставшая чересчур тесной одежда. И настроение на нуле. «Никуда это не выкладывай!» – просила я каждый раз, когда подруги меня фотографировали. Чтобы вернуться к здоровому весу, требовалось сбросить килограммов двадцать. В общем, нужна была полная перезагрузка – организма и жизни в целом. Я хотела жить иначе, лучше. Я желала очиститься.
Именно в это время я получила очень необычное предложение. Письмо пришло из редакции одного журнала. Не хочу ли я провести (и описать для читателей) эксперимент, опробовав на себе специфическую программу лечебного голодания длительностью в 101 день? Ее успешно прошел Малкольм Тернбулл – тот самый, что в 2015 году стал премьер-министром Австралии. Вес он сбросил так резко, что поначалу многие заподозрили у него рак.
Голодание, разумеется, означает отказ от еды.
Для участия в программе мне предстояло вернуться в Австралию и в течение месяца ежедневно приходить в клинику на массаж и иглоукалывание, а потом взвешиваться. В первые две недели есть не разрешалось совсем – только пить отвары каких-то вонючих трав трижды в день.
