Подался вперёд, и я отчётливо увидела, как бугрятся его мышцы на предплечьях – напряжённые и твёрдые, каменные и натянутые до предела.
– Именно так. Вы сейчас предвзяты и не собираетесь слушать и слышать. У вас что-то произошло, и вы ищете повод сорвать на мне злость. Выпустить пар. Я не против. Но для этого совершенно не обязательно перечислять на пальцах очевидные истины, которые вы заранее посчитаете ложью или бахвальством.
Он на миг застыл. Покачнулся, размышляя. Задумался, рассматривая что-то за моей спиной. Скорее всего, Змеев видел что-то своё, личное. Как и до взрыва, что произошёл где-то глубоко у него внутри, но пока так и не вырвался наружу, продолжая разрушать что-то там, в его сознании.
– Сколько вам лет, Валерия Андреевна? – перевёл он на меня взгляд и снова качнулся с пятки на носок.
Красивый мужчина. Статный. Ему, наверное, под сорок. Несложная арифметика. Я в курсе, сколько лет его детям. Я возилась с ними и нянчилась, помогая Юле. Особенно, когда Али не стало. Никто из нас и не знал о его существовании. И, наверное, лучше было бы и не знать дальше.
Мелочно, неправильно, но это так. Хотя бы потому, что у его детей есть теперь отец и есть та, что заменила мать. А у него другая семья. Слишком много данных, чтобы вот так сразу разложить их по полочкам и как-то соединить.
– Двадцать шесть, – ответила я на его вопрос. Любое дело, даже самое пропащее, должно базироваться на правде. Лгать не имело никакого смысла. – Вы думали, я только-только из «гнезда»? Неоперившийся птенец, что выскочил из стен института и с храбростью заявил о себе? Я практикую почти семь лет, и этап желторотости уже позади. Я не могу изменить внешность. Со временем это сотрётся.
– У вас есть семья? – вёл он куда-то в своё, только ему одному понятное место.
Я чувствовала барьер, о который разбиваются все слова, что я произносила. Змеев выхватывал только то, что ему было нужно. Остальное проходило белым шумом, не касаясь даже мозга, не говоря уж о чём-то поглубже.
И всё же я пыталась до него достучаться. Или не знаю, что заставляло меня продолжать этот непонятный диалог на краю пропасти.
– Да, у меня есть семья, – перескакивая с камушка на камушек, шла я вперёд. – Папа, мама, дедушки и бабушки. Полный комплект.
– Нет, не то, – дёрнул он досадливо плечом, отгоняя образ моей благополучной семьи от себя. – Я неправильно задал вопрос. У вас есть муж, дети?
– Нет, – всё же временами я бываю ангелом – бескрылым, но бесконечно терпеливым, – я не замужем, детей у меня нет.
– Тогда чем, чем вы можете мне помочь? – в голосе его прорвались нотки торжества, замешанные всё же на полынной горечи. – Как можно разводить чужую беду руками, если вас не коснулись проблемы семьи и материнства?
Он бил резко, хорошо поставленным ударом, интуитивно нащупывая самые слабые места. Но сдаваться я не собиралась.
– Если следовать вашей логике, то вам способен помочь только тот, кто пережил личное горе и семейную драму. Я уверена на двести процентов: не все психологи, которых вы посещали, имели схожую с вашей судьбу. Однако вы не бросали им в глаза, что они не компетентны и не могут разобраться в ваших семейных перипетиях.
Змеев хмыкнул и зыркнул на меня, снова внимательно вглядываясь в моё лицо.
– Допустим на минуту, что я замужем и мать. Это вызвало бы больше доверия?
Он ничего не ответил, лишь чуть наклонил голову к левому плечу. Слушал. И это давало уже хоть какую-то надежду на полноценный диалог.
