Я не помню, как засыпаю. Вероятно, отключаюсь во время поцелуя или бесцельной болтовни о прошлом этого дома. Теперь я знаю, что отец Самира заправлял небольшим бизнесом, мать была домохозяйкой и помогала мужу с бухучетом. Сестра Самира хоть и получила высшее образование, решила посвятить себя семье. У нее любящий муж, трое детей и пожилые свекры, требующие ухода. Они живут в Казани, и как я поняла, Самир с ними не общается. Попался, когда я спросила, ездит ли он в гости к сестре. Он просто отмолчался и отвлекся на подкидывание дров в камин, а вернувшись в постель, заговорил о другом.
Давно я не видела ярких сладких снов. Таких, чтобы не хотелось просыпаться. Но приходится, потому что горячие руки Самира гладят меня не во сне, а уже наяву.
— Элла, нам пора ехать, — шепчет он.
Я чуть приоткрываю глаза и сразу закрываю, поморщившись от слепящего света.
— Иди пока вытащи машину, — бормочу невнятно.
— Машина ждет у ворот, — отвечает он. — Буря стихла. Дорога чистая.
Потерев глаза, разлепляю их и сажусь, кутаясь в одеяло.
— Сколько время?
— Полдень, — улыбается Самир. — Не хотел тебя тревожить. Вечеринка на носу. Силы понадобятся.
Он с таким энтузиазмом говорит о вечеринке, словно я иду с ним, а не со своим бывшим. Или словно сегодня ночью никаких признаний и поцелуев не было. А от меня уловимо пахнет вовсе не им.
— Самир, ты же помнишь, кто меня пригласил?
— Твой сокурсник Рудов. Старший сын профессора университета и школьной учительницы. Мы обедали с ним на днях. — Самир чуть склоняет голову на бок. — Я все помню, Элла.
— Все? — уточняю, чувствуя себя виноватой за то, что тогда ему высказала.
— Да. Он тебе дорог.
— Как друг, — оправдываюсь.
— Какая разница? — Самир подает мне сухие, теплые носки. — Принцессе не запрещено любить.
Верно. Реальность куда суровее. Ведь запрещено любить не принцессе, а принцессу.
Вынужденно одевшись, я покидаю дом Самира. С надеждой однажды вернуться сюда. Можно и на совсем. Роскошь перестала очаровывать меня в тот день, когда мою жизнь оценили в пятьдесят миллионов. Я буду вполне рада овсянке на завтрак, лишь бы чувствовать себя в безопасности.
По дороге домой Самир почти не говорит. Докладывает, что созванивался с отцом, Богданом и няней, отчитался перед ними за прошедшую ночь. Когда спрашиваю, поделился ли нашим секретом, переключает все внимание на дорогу. Зря я поднимаю эту болезненную тему. Дергаю за усы несбыточной мечты, пусть и нашей общей. Нам не быть вместе. Признаться семье в своих чувствах к телохранителю — навеки потерять уважение отца и брата. В лучшем случае меня лишат наследства. В худшем — от меня отвернутся. Я не имею права вредить репутации нашей фамилии.
Резонно забыть о произошедшем, как о минуте слабости, как о досадной ошибке. Надеюсь, у меня получится.
Няня встречает меня с распростертыми объятиями.
— Элечка, ты как?!
— Все в порядке. Самир обо мне позаботился.
Обнимая меня, она сердечно благодарит его:
— Спасибо тебе, Самир.
— Это мой долг, — сухо отвечает он. — К сожалению, не смог предложить Элле Валентиновне душ. И она голодна. Так что передаю ее в ваши заботливые руки. Бал в девять, — обращается он уже ко мне. — Выезжаем в восемь, Элла Валентиновна.
Элла Валентиновна… Я снова для него дочь банкира Ярославцева, которую нужно охранять. Он играет со мной? Или мечется, то соблюдая рамки, то выходя за них и коря себя?
